ноябрь 2019 — выставка работ Станислава Гончарова


Открытие выставки 15 ноября в 15.00

Станислав Гончаров
« Н Е О Ж И Д ‘А Н Н Ы Й »
к 45-летию жития в Сергиевом Граде.

Сергиево-Посадская галерея изобразительного искусства «АртБаzа» представляет новые зрителю, неожиданные и неизвестные холсты учебного периода, пейзажи Посада, портреты, объекты, натюрморты, отреставрированные за последние годы специально к юбилею из всех лет творческого наследия известного российского мастера, философа, живописца, лирика, скульптора, драматурга, монументалиста, графика Станислава Гончарова (1940, Алчевск, Донбасс — 2003, Сергиев Посад, Россия), произведения которого хранятся во многих отечественных и зарубежных музейных, корпоративных и частных собраниях.


Станислав Кириллович Гончаров (1940, Алчевск |тогда Ворошиловск|, УССР — 2003, Сергиев Посад |тогда Загорск|, РФ) — яркий луч одержимого искусством художника вангоговского типа, почти напрочь исчезнувшего в наш век, нацеленный исключительно и полностью не на внутреннюю погружённость в предмет и художественное высказывание, пронзающую искренность, горение, а на обязательные для статусности известные параметры во всех их видах и проявлениях, чем бы и как это ни пахло и ни оборачивалось по сути, Гончаров — человек, с которого необходимо брать пример, заражаясь той самой магической, исто наркотической, сжигающей человека до самого тла (что и произошло) силой — энергией творчества.

По разному можно оценивать труд художника, его достижения и результаты естественно с разных точек зрения, но колоссальный объём сделанного, несгибаемый и неодолимый, неостановимый никакими препятствиями рабочий напор, верность и яростность следования избранному делу и пути — то, чему мы, идущие следом, должны бы внимать, учиться, перенимая.

Поэтому, видится мне, важно рассказывать о Станиславе Гончарове, показывать его плоды, которые он нам оставил необъятным своим наследием.

Прошедший год —— 15-ая годовщина кончины Станислава Кирилловича, этот год — 45-летие его жизни и творчества в Сергиевом Посаде, а следующий — 80 лет со дня его рождества — вот такой вот триптих юбилеев, который сопровождается акциями, встречами, выставками, дарениями, публикациями, что прежде всего проходят и состоятся ещё в местах, с ним связанных: Донбасс, Сергиев Посад, Юг России, Москва.

«Автопортрет» (фрагмент) (название и датирование супруги художника Татьяны Гончаровой) предположительно конец 50 — начало 60 годов ХХ века, картон, масло, кисти, 70 х 50 см, Луганский художественный музей.

 

 


Репортаж телеканала ТВР24 с открытия выставки работ Станислава Гончарова:

https://tvr24.tv/news/neozhidannogo-stanislava-goncharova-otkryvayut-v-art-baze

 


 Экскурсия Артёма Киракосова на выставке «Неожиданный Станислав Гончаров» 30 ноября 2019г:


13 ноября 2019 — газета «Вперёд» №87: о выставке Станислава Гончарова:

http://vperedsp.ru/novosti/238-nomer-089-15854-ot-20-11-2019/15671-neozhidannyj


15 ноября 2019 — репортаж на телеканале ТВР24 о новом проекте «Арт-Память»:

https://tvr24.tv/news/art-pamyat-nachalas-vystavkoy-proizvedeniy-stanislava-goncharova


15 ноября 2019 — афиша выставки работ Станислава Гончарова в газете «Сергиевские Ведомости»:

http://insergposad.ru/vazhno/afisha-na-nedelyu-s-15-po-21-noyabrya


15 ноября 2019 — анонс выставки работ Станислава Гончарова на портале  «СергиевГрад»:

https://sergievgrad.ru/afisha/neozhidannyy-stanislav-goncharov-otkrytie-vystavki-15-noyabrya/


13 декабря 2019 — О творческом поэтическом вечере на выставке работ Станислава Гончарова — на Проза.ру – российском литературном портале:

https://www.proza.ru/2019/12/14/788


14 декабря 2019 — репортаж телеканала «Тонус» с закрытия выставки работ Станислава Гончарова:

http://www.kkftonus.ru/index.php/novosti-sergiev-posad/item/5612-novosti-sergiev-posad-zakrolas-vistavka-goncharova-v-art-baze

 

 

«ДЕТИ» | 1961

Кисть и талант 20-летнего Гончарова завидны, пылают и творят, Он, пожалуй, тот, кто и является перспективом, идеалом, Созданным для занятий жить живописной стихией: Ему легко даются сложные процессы: Вылепит цветом — мазком и чутьём — человека, формы, характеры…Людей он чувствует сердечно: портреты это его!Юношеское произведение «Дети» — рассказ не только о сложности Личности ребёнка, но и оригинальное композиционное решение, у Которого очень мало аналогов в истории искусств: Он как-то смело-мастерск’и вписывает три детские головки в горизонтально вытянутый Формат, значимый смысловой центр холста выводя вовсе вне картины, Вперёд, на зрителя, взглядами детей, которые, все три, сходятся прямо у тебя Как бы в ладони! Убирает всё лишнее с фона — делая белым (как на домонгольских псковских и новгородских иконах?), А в чистом свободном пространстве слева внизу, как бы в конце речи (следом Взора детей картина читается справа налево, не по-европейски), —Ну просто живописец дальневосточной традиции разворачивающегося свитка Китая, —Ставит свою монограмму «Г.С. 1961», Которая, уравновешивая всё изображённое, становится Активным игроком и гражданином живописи,   Ну — смельчак!

«Дети» (название супруги художника Татьяны Гончаровой), 1961, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, 30,3 х 100,0 х 2,0 см

 

«Белые ночи» | 60-е

Гончаров — лирик прежде всего,

И он легко и почти мгновенно покидает то колоссальное напряжение,

Которое видится ему в жизни,

Вслед ему кумиру страсти живописать, Ван Гогу.

И на возлюбленнейшем ему — не вангоговском совсем — удлинённом,

Горизонтальном формате

Пишет Ленинград

В сдержанно-хладной, гамме синих,

Как Марке Париж,

Любимый город, любимого художника

Всех последних русских.

«Белые ночи» (название и датирование супруги художника Татьяны Гончаровой), предположительно начало 1960-х, подрамник, холст, масло, кисти, рама, 64,3 х 112,1 х 5,4 см

«КЕРОСИН» | 1963

— бытописатель, знающий народную жизнь, поющий её в запой и торжественно

На какой-то, пусть очень короткий, период времени протяжённый горизонтальный, «фризовый» формат становится студенту Гончарову излюбленным… И он пишет (все волшебные, я о них о всех напишу ещё!) несколько работ в нём.

«Керосин», названная лапидарно и кратко, — одна из них. 1963-ий год.

Подготовки, как всегда, у юного Гончарова тщательны и безупречны (как преподавали), соответствуют нормативам училищской живописной выучке по технике и технологии тех лет и свидетельствуют: крепкий, ручной работы, подрамник хвойной породы дерева, с широкими мощными фанерными накладными уголками, предохраняющими подрамник от перекосов (‘вертолёта’), вертикальная перекладина посередине подрамника удерживает его верхнюю и нижнюю горизонтальные планки строго (зрительно) параллельными, скос (выполненный ножом) по внутреннему ребру подрамника, чтобы то не отпечатывалось изнутри со временем при возможном провисании картины, холст еле зацеплен на подрамник крупными, загнутыми в одну сторону по периметру (словно древлеславянский магический солярный знак), ритмизованными ударами гвоздями, кромок у авторского холста нет (как и у всех — тоже, увы), грунт белый, тонкий, эластичный, прочный, красочная паста соответствует зерну холста, держится на нём и грунте отлично, логично, без крошева и выпадов, угроз осыпей, живопись ‘a la prima‘ (‘’в один присест‘’) (а умели тогда уже по-другому или совсем уже разучились?). Прошло 56 лет, а работа в неизменности и в прежнем натяжении. Авторская подпись, названа, датирована. Красота!

Гончаров — лирик! Но в этих фризовых работах видится в нём даровитый повествователь, ему нужна дистанция рассказа, время — горизонталь! В будущем — он проявит себя ещё мастером фризовой росписи.

Он — радостный, спокойный, уверенный в себе, своём даре, художник: ни тени сомнения, штриха ученичества, — мазисто и легко он проявляет живописца и композитора! (Где метод проб, наращивания опыта, неудач и ошибок трудных? — одни себе лишь находки, удачи, шедевры и оставшиеся глубоко внизу и позади вершины, личные и другие!)

Наряду с Ван Гогом видим мы и другую (русскую и французскую) традицию, которая волнует, дала отголоски в 60-х, — фовизм, особенно читается тихоблагостное, покойное, восторженно созерцательное, одноразовое, не правимое касание холста широкой кистью щетины, без детали и страданья повторной прописи и возврата к былому, прошедшему… Это музыкально!

Мерещится мне — особенно пейзажными мотивами — любимец всего русского художественного сообщества Альбер Марке.

Ну а сама тема: керосин. Наверное — люди стоят в очереди, покупают, разносят по домам для керосиновых ламп, света и обогрева, готовки, бытовых нужд (мой отец, например, все болячки, включая моё воспалённое детское горло, смазывал всегда керосином) или ещё для чего-то другого?

Гончаров — бытописатель, знающий народную жизнь, поющий её взапой и торжественно.

«КЕРОСИН», 1963, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, 44,7 х 165,5 см

 

 

ЧЁРНЫЙ КИРПИЧ РЖАНОГО ХЛЕБА

НА ЧИСТОМ ДЕРЕВЕ

СТОЛА | 1965

= с а м о е с у р о в о е п о л о т н о в е к а =

Гончаров всегда — нежд’Анный, неож’Иданный. «Неожид’Анный,»… Так захотелось назвать выставку, готовящуюся к юбилею жизни Мастера в Сергиевом Посаде (ноябрь, середин, 2019) в прекрасной Галерее-Клубе «АртБаzа» и на Донбассе, откуда он родом, в Луганском художественном музее (май, середина, 2019) к 80-летию со дня его рождества, вглядываясь (именно что) в его эксперименты с всемогущим русским стихом, вдохновлённые словотворчеством его любимого Велимира Хлебникова!

Никогда не знаешь — отворачивая работу Гончарова, любого года письма, от стены, доставая со стеллажа хранения, что ждёт тебя, как зрителя, на холсте?

…Так и в этот раз было: вот только я воспел студенческий рай и волшебное цветовое звучание юноши-Гончарова, следовавшего по пятам своему кумиру, Ван Гогу, как вижу тем же годом практически датированный крупную картину «1947. Хлеб ржаной (отмена хлебных карточек)», 1965, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка.

Как деликатно Гончаров говорит (совсем ещё молодой, нету 25) о трагической нашей ближней истории, которая касается всех и каждого…

Цветность и радостность сменяется (мгновенно, что характ’Ерно и хар’Актерно для него, человека чувственного, чувствующего) такой суровостью правды, которой и не сыскать у апологетов так называемого ‘сурового стиля’, которых широко приветствовали и скупали.

Лаконизмом и брутальной плакатностью это полотно можно назвать самым суровым в истории искусств! Что ему подстать? — ах да: «Чёрный квадрат»!

Вспоминается и чёрный, начальный Дерен…

Скупаю жёлтая земляная краска охры чистого дерева стола, на котором больше ничего, что этого хлебного камня чернил!

И белила вокруг разлиты причёсанным, мирным, стойко-терпеливым мазком — как в известном Третьяковском шедевре изобретателя супрематики и абстрактного способа мыслить живописно…

Композиционно Гончаров повторяет Малевича: чёрный кирпич ржаной буханки в центре.

Самое суровое полотно века!

«1947. ХЛЕБ РЖАНОЙ (отмена хлебных карточек)», 1965, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, 97,0 х 87,0 см

 

диптих «ВОСХОЖДЕНИЕ» (левая часть «Муза Озимого Света«, правая часть «Андрей Рублёв«), 1993 — 2002, подрамник, холст, масло, кисти, рама, киот, 95,0 х 124,0 х 5,0 см (размер диптиха в авторских рамах единого киота), («Завещание Художника…» — комментарий автора)

В СЕМ ХРИСТИАННЕЙШЕМ ИЗ МИРОВ // ПОЭТЫ — ЖИДЫ!

десятилетия счастливой жизни под сенью преподобных

Сергия Радонежского Андрея Рублёва

«Гетто Избранничества«

«ВОСХОЖДЕНИЕ»

1993 — 2002

Поэты — жиды!“ — справедливо и очень уместно приводит знаменитую Цветаевскую цитату в своей поистине великолепной статье к 50-летию Станислава Гончарова его тонкий поклонник, знаток, исследователь, ценитель, искусствовед Виктор Соловьёв.

Поэты — иноки, инаковые, они другие, не как все: „Только крайняя нужда, окончательная грань нищеты, в которой я оказался, смиряет меня с путами необходимости — быть как все…“ (Станислав Гончаров).

Так! — и хватит судить человека по сделанному, давайте говорить о нём по нЕ скАзанному, не совершённому и не завершённому, что не далось и не успелось, — высоко и предельно и видеть в нём тот запал, потенциал, что был, будем же знать его таким, каким он Предполагался и Мечтался Богом! — каким должен был бы стать и быть, словно живой святой, пусть каждый из нас пишется иконой Ему великой гениальной кистью…

По Гончарову стреляли, травили беспрерывно, отняв многое, необходимое, может быть даже самое важное, главное, без чего он так и не смог, не стал тем, кем желал, более десятилетия (11 попыток: да его просто обкрали этим!) не принимая ни учиться дальше ни в один художественный ВУЗ, ни в «Союз» (художников)!

Он, помыкавшийся (Украина, Россия, Белоруссия), — как никто другой имел право (и необходимость) на систематическое, качественное высшее художественное образование в одной из дивных наших столиц, однако так и не получил опеки, поддержки, помощи тех, кто компетентнее, мудрее, опытнее, талантливей (возможно), старше — наставников, педагогов, учителей. Зияющая рана та не затягивается и посмертно! — и невосполнимый ничем пробел.

Рубцовский нарыв, язвы…

Пристанище своё он обретает на земле святой преподобного Сергия, в Сергиевом Посаде, к своим вечным скитаниям по влияниям и кумирам присовокупляя центральное влечение, тяготение — древнерусское искусство, Рублёва, русскую иконопись, селясь в тогдашнем Загорске, под сенью Лавры, и отсюда, обретя покой и духовную силу, свою Родину, сразу же пишет на радостях известною картиною своею «Письмо Ван Гогу» (1975), возлюбленному кумиру ушедших трёх от рождения десятилетий.

А много ли вы знаете нецерковных художников, награждённых церковными наградами? А вот Святейший Владыка Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий почувствовал то, о чём я только что сказал выше, увидел в Гончарове полёт (неземного) и свет (невечерний)…

В 2000, за несколько лет до кончины, через четверть века жизни Гончарова на Радонежье, под сенью Пресвятой Троицы, за усердные труды во славу Святой Церкви Христовой старейший и авторитетнейший правящий архиерей Русской Православной Церкви Божией Милостию смиреннейший Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий (Поярков) награждает поэта и художника особой Грамотой в Благословение и на дальнейший творческий подвИг и пОдвиг!

Мятежная, плачущая, изнывающая душа, простреленная навылет многократно, тоскующая и рыдающая и поющая, найдёшь ли, отыщешь покоя тут, в земном…

И это был почти что конец.

Тайте, тайте, свечи — безутешными — золотые по безвременно ушедшему, сгинувшему, падшему!

Гетто избранничеств! Вал и ров.

Пощады не жди!
В сем христианнейшем из миров

Поэты — жиды!

(«ПОЭМА КОНЦА», 1924) — Марина Цветаева.

_ Вот и вышло бы каждому по делам его /// Если бы не Свет Этой Чистой Звезды …

_ И может правда /// Что нет путей кроме торного …

Из песни «ВОЛКИ ДА ВоРОНЫ // ЧТОБЫ КТО-НИБУДЬ ДОШЁЛ ДО ЧИСТОЙ ЗВЕЗДЫ» | Аквариум БГ | «Русский Альбом» | 1992 .

 

«Мой дед. Коновалов, Иван Ефимович»видный стахановец» — комментарий супруги художника Татьяны Гончаровой), 1960, картон, масло, кисти, 70,0 x 50,0 см, Луганский художественный музей

художник и поэт СЧАСТЛИВОЙ ЮНОСТИ

1955 — 1965

Юность, а она всегда счастливая!

Вопреки расхожему и бытующему среди исследователей, искусствоведов и любителей поэта и художника мнению, что настоящий творческий период Станислава Гончарова совпадает с началом его самостоятельной художественной карьеры, работой и жизнью в Ставрополе (с 1965), вдали от Малой Родины, Алчевска (тогда — Ворошиловска), и Родных Пенатов, Ростова-на-Дону, попробую защитить обратное!

А юность, она, ведь, кстати, всегда не только счастливая, но и самая чистая в творческом, плодотворном смысле поиска и обретений, бывает ещё, что и самая активная, продуктивная, неподдельная, парадоксально харАктерная и характЕрная, исповедально искренняя за всю и на всю жизнь художника, как бы странно это ни звучало…

Весь блок Гончаровских с конца пятидесятых и по начало шестидесятых как бы ученических работ и примыкающих к ним произведений, созданных сразу же после окончание им Ростовского художественного училища, когда Станислав работал всего несколько месяцев художником-оформителем в родном ему Ворошиловске (ныне Алчевск Луганской Народной Республики) на одном из старейших предприятий Донбасса (основано в 1895), Ворошиловском металлургическом заводе, написав там с натуры множество этюдов и создав серии композиций на темы тяжкого труда металлургов (перекличка с угольщиками, землепашцами, ткачами Ван Гога), с жизнью которых соприкоснулся так близко, — это цельная, состоявшаяся творческая биография, достойнейшая отдельных публикаций и показов.

Гончаров идеально одарённый и подготовленный, о таком «ученике» можно только мечтать, все его работы так называемого учебного и краткого, примыкающего к этому постученическу периоду, могут и должны стать образцами: он исключительно техничен и технологичен, разнообразно (что определяюще для профессионализма и креативности композитора), легко и безукоризненно компонует любые выдуманные и натурные сюжеты, — как простые, так и сложные, — чувствует саму пластику мазка, чудом, — кишками буквально, — музыкально и безошибочно проживая и вылепливая чистым цветом, нужной фактуры абсолютного беспроигрышного замеса форму, всегда кладя массу краски с кисти в цель, как многоопытный, не ошибающийся единственным выстрелом снайпер, вживаясь печёнкой во все её ходы и выходы, его мазки — то, что не перепишешь лучше!

Безукоризненная школа через ученика великого армянского мастера Мартироса Сергеевича Сарьяна Тимофея Фёдоровича Теряева (что чувствуется, особенно в письме портретов, таких ярких образно, пластических и стилистических художественных решений, что и дальше проходит — сквозь жизнь…) и художника, который оказал самое радикальное, разительное и неотразимое воздействие на всю историю искусств в последующее… — гения, голландца Винсента Ван Гога, который так и остаётся ему, Гончарову, светочем ориентации до конца (по накалу и алчной страсти дышать живописно).

Работы этого периода — покойные и целомудренные! Все «ужасы» неразрешимого до конца им, Гончаровым, были ещё впереди…

 

«Студент», 1961, фанера на планшете, подготовки, темпера, лак, кисти, 34,5 х 28,2 х 18, см

Студент первого курса

Ростовского художественного училища

Станислав ГОНЧАРОВ

И его ранний шедевр «СТУДЕНТ» 1961

Парадоксальнейшим образом, двигаясь вспять от признанного, опубликованного и известно всем, как знак и флаг неожиданно выберу произведение, характеризующее Гончарова, да — из самых ранних, скромных…

И по размеру совсем сдержанное, учебное — только начинающего автора: 34,5 х 28,2 х 01,8 см, — и по материалу и технике не богатое: хозяйственная фанера на рейках (планшет), темпера, кисти, лак.

Студент чуть ли ни первого курса, три года поступавший в Ростовское художественное училище, двадцатилетний, берёт темперу (не характерный и не учебный материал того времени на Живописном отделении), жёсткую основу, фанеру (хоть и плохого качества), любовно укрепляет её по периметру сквозь гвоздочками на деревянные планочки, реечки очень элегантных, не грубых параметров (соединение их — под прямым спилом, просто, не «на шип»), заваливая, стачивая их краешки, работает — что выдаёт в нём въедливого и пристального, пытливого технолога и экспериментатора — по сказанному уже живописью произведению масляным лаком золотистого цвета («даммарный»?) неравномерно кистью и заметным экспрессивным, сочным мазком подчёркивая всю статику композиции, делает движениями как бы нимб вокруг главы портретируемого, указывает лак (похоже, кстати и на олифу) в материалах и технике исполнения с оборота углём, что подчёркивает намеренность и осознанность этого технологического хода, тоже не характерного живописи 50— 60 в штудиях и даже дальше — во всей советской живописи, но что является совершенно неотъемлемой часть культуры живописи вообще, особенно возрожденческой, классической, академической, использовавшей весь арсенал средств, дающих след: рисующих материалов, красок, растворяющихся как на воде, так и на масле, так и на лаках, — и поверх этого — работа цветными лаками, а как завершение — покрывная плёнка, у Гончарова лак — в том числе и цвет, и восстанавливающее первоначальное, свежее, мокрое, сочное, звонкое, более тёмное и тёплое дыхание и звучание живописного слоя под плёнкой покрытие, дающее ощущение, что вещь писана маслом!

Работа снабжена авторской надписью с оборота, выполненной, как и учили тогда, палочкой чёрного сыпучего, мягкого, безвредного, как считалось в те годы (сейчас используют в этих целях чёрный спиртовой несмываемый маркер), «древесного живописного угля»: (предположительно) собственный каталожный номер «36», — автор: «С. Гончаров», — название: «Студент», — дата: «1961 г.», — материал: «ф. т. л.» (предположительно: фанера, темпера, лак), — плюс, думается мне, — ниже и позже нанесённая авторская, — также древесным живописным углем, — но более светлого тона, подпись Гончарова типа «автограф» (читается плохо); на обороте видны также и (если не ошибаюсь) не авторские две дополняющие Гончаровскую информацию о картине надписи синей авторучки 70 — 80: «Студент АРХУ» («А»? Ростовское художественное училище) и «34 х 28» (размер в сантиметрах — без сомнения), что само по себе уже говорит нам о ценности этой вещи для автора, он (и, возможно, не только он) к ней возвращается и возвращается, обойти её никак нельзя — это ключевая работа Гончарова: на ней простой страдающий работяга, пусть и названа она и изображён на ней «Студент». Ну это явно — художник, натура не простая, сочная, трепещущая, поэт (а разве портрет кого-либо не автопортрет свой всегда?)…

Потрет — яркий образно! Открыто соединяющий две линии творчества того Гончарова: Сарьяновскую и Вангоговскую. Причём отсылы идут не только к известным женским портретам Ван Гога: «Арлезианка. Портрет мадам Жинуа» (1890), «Портрет мадам Трабук» (1889), «Портрет Августины Рулен» (1889), «La Mousme |Японочка|» (1988) и ко многим другим, но и к многочисленным автопортретам самого Ван Гога разным лет (скулы — тут нечто особенное, харАктерное, натуральное, выделенное в утрирование, как принадлежность национальности «художник», черты породы творческой), узнаются и другие следы, мужских портретов Ван Гога, посуровее.

Лаконично просто и мужественно! С чётким, акцентированным, виртуозно работающим, рисующим проволочно и растительно контуром, длинные, протяжным, певучим формообразующим без продыха на вдох мазком единого и единственного движения, сочность цвета — никакой «соцреалистической» одури типа: „больше грязи — больше связи“ и „возьми на кисть — там смешается“, как нас всех учили…

Композиционно, работая даже такой самый простой для портрета оплечный сюжет, Гончаров понимает, всё, за что берётся художник, как композицию, она и делает произведение выверенно совершенным во всех деталях, складывая разнообразно в произведение. Образ человека? — печальный, одинокий, глубокий, утончённый, — но сильный, романтический, — но волевой.

Тёплые и холодные цвета и краски в руках юноши-Гончарова — лишь как бы первокурсника (заметим, что в художественной школе он тоже не учился), только вот что начинающего, — умело перекликиваются между собою, дополняя, споря, выдавая живописно одарённого в нём, надо сказать, он не только отлично, с первых шагов, усвоил практически, наглядно 

учась у Тимофея Фёдоровича Теряева, ученика Сарьяна, весь ход построения знаменитых темперных Сарьяновских портретов, таких, как: «Портрет Иосифа Манташева» (1915), «Мариам Тазахулахиан» («Голова девушки») (1912), «Портрет Ивана Щукина» (1911), других, — но и ‘’сумел научиться учиться‘’ с а м о с т о я т е л ь н о У РЕПРОДУКЦИЙ, в первую голову у Ваг Гога, альбомы которого навсегда, с ранних художнических лет, остаются ему Школой, Учебником, Каноном, Лествицею ВОЗРАСТАНИЯ без непосредственного участия наставника, что куда важнее и пригодилось ему позже, ведь самое главное во и на время образовательных нам лет, как выясняется, когда мелькнут годы с окончания учебного заведения: НАУЧИТЬСЯ УЧИТЬСЯ! — а это ему далось и удалось, и это он мог и смог, и это ему годилось и сгодилось, тем более, что больше учиться ему нигде и ни у кого так и не пришлось реально в заведениях, куда и когда бы он ни стучался, пытаясь поступить в художественные ВУЗ.

С самых первых шагов — Гончаров уверенный в себе, не сомневающийся сложившийся, что поражает… Никакого поиска — (одно) обретение: других в себе и себя в других! Могло ли это нравится Кафедре, Системе, Комиссии? — ясно нет. — Шпыняли и гоняли его, как могли! Но он? — выкручивающийся, озорной, задира, шкодник и артистичный по природе выруливал (как-то, сходило и проходило): хорошо нашпаривал на баяне (помогала — прошлая — музыкальная школа?), был незаменимым участником в концертах самодеятельности.

А когда смотришь на единственную, случайно уцелевшую фотографию с защиты Гончаровым его дипломной работы, понимаешь, что он — нет, не отступался от своего, создал (видно и в малом ч/б формате) мощную, выразительную портретную композицию из трёх голов большого для Училища размера, ростки этой знаковой Гончарову работы находим в многочисленных картонах ранних лет, где он и фас, и в профиль, и в других ракурсах компонует головы, понимая и принимая человека (вспомним и знаменитый автопортрет Мартироса Сарьяна «ТРИ ВОЗРАСТА» и многочисленные выразительнейшие, глубокие пластически, цветово и психологически портреты Петрова-Водкина, у одного из учеников которого молодой Гончаров тоже имел чести обучаться в Ростовском художественном училище!), а также видим уже и другие влияния, — завораживающие и мощнейшие, которыми он будет поглощён уже позже, в зрелости, — а эти пришли к Гончарову ещё от одного талантливейшего его педагога — Германа Павловича Михайлова, ученика Игоря Грабаря, в молодости бывшего под сильным впечатлением от творчества и личностей китов Русского Авангарда: Павла Филонова, Николая Пунина, — Михайлов привил Гончарову любовь и понимание не только Модерну (отечественному и зарубежному), но и ко Джотто, Пьера делла Франческо, Рублёву, Дионисию…

С горем и грехом пополам еле-еле Гончаров на твёрдое «ТРИ» защищается ото всех нападок и получает свой диплом.

 

«Загорск. Старый центр» (фрагмент), 1978, оргалит, масло, кисти, рама, 85,0 х 85,0 см

с восторгом о жизни всегда поёт отчаяние мук безысходности

SAPERE AUDE“ ДЕРЗАЙ ЗНАТЬ

«Старый Центр»

1978

Гончаров — умный, умелый техник, технолог —

Дерзкий экспериментатор, желающий знать о жизни в красках всё,

И ещё в учебное время он открыл

(Стараниями его великолепных и добрейших ему педагогов ростовского художественного училища, светлая память и святая благодарность им:

Тимофей Фёдорович Горяев и Герман Павлович Михайлов)

Для себя и своего искусства —

Магию звучания ярко пламенных красок, сокрыто ревущих под тёмной олифой

(Как в каждой, практически, у каждого русского, не современной иконе),

Его выставленные на юбилейной выставке к 45-летию жития в Сергиевом Посаде картины —

Это ещё и дань тому cвету, что шёл и идёт, и продолжает, и будет

С „чёрных досок“, как говорили и писали о наших,

Закопчённых болью, свечою, просолённых слезою русских иконах,

Его мазок становится протяжным, экспрессивным, пластически долгим, тягучим и вяжущим, тянущим за собою, будто время само,

Письмо его — от застреленного Ван Гога (—) к не раскрытому Грабарём Рублёву,

Экспрессия его, — загнанная будто бы по горло и под самое сердце (как у роженицы) горечью, колом стоящим комом, — прячется,

Вовсе не как у Мунка, Вламинка, Руо (— европейцев),

и с восторгом о жизни всегда есть (и поёт) отчаяние от мук безысходности.

 

«ТУМАН В СЕРГИЕВОМ ПОСАДЕ» | 1974   картон, масло, кисти, рама, 50,0 х 70,0 см

Ну вот казалось бы — всё выбрали у Гончарова:

Более 50 работ его находятся (отборная живопись) в сергиево-

Посадском

Художественном музее, — это те работы,

Которыми Музей (и по праву) гордится, выставляет их регулярно, вывозит «на

Гастроли»,

И для нынешней экспозиции — ну просто ничего не найти, не сыскать!

Но те (15), что предстают, открывают нам (опять же) Нового Гончарова:

Его Сергиев, тогда Загорск, — тёмен, туманен.

Первая работа — после переезда с Юга Руси и скитаний

(Алчевск, Ростов, Ставрополь, Минск), датированная 1974,

В которую и по сей день влюблена вдова художника,

Хранитель живописи музея-усадьбы имени Тютчева, Татьяна Гончарова —

опыт, напоминающий

Голуборозовцев, мистических, восточных и неразгаданных, ранних:

Сапунова, Сарьяна, Уткина…

 

«Курильщик» (название и датирование супруги художника Татьяны Гончаровой), 1975 — 1977, металлический короб, алюминиевый пигмент, олифа, гуашь (?), кисти, 105,5 х 66,3 х 12,0 см

Его никуда и никогда и ни с кем не спеленуешь (и не спутать) по-братски, по родству! Не наденешь на него у-смирительной рубахи, «колпак безопасности», как на разорвавшуюся энергетическую станцию — остановить ядерный реактор.

У него не бывает отдыха, страха неизведанного, езды по колее! (Ему не хватает воздуха, кислорода жизни — не дожил, а мог бы — stayer.) Его маршруты новы — и ему самому мало ведомы и сплошь неизвестны! Будущие исследователи всегда будут путаться, сбиваться (ищейки) со следа талантов его!

Пройдя десятки периодов, в каждом из которых он стал победителем самого себя, его искусство не знает упадка, депрессии, сбоя, длительной остановки, кроме болезни, смерти…

«Курильщик» его — в лучших традициях авангарда, мощи брутальной, бунтарской, задымлённой, баррикадной, соединённой с высшим эстетством, вспомнишь, пожалуй, Древина и Удальцову, и даже великих наших зачинщиков всего революционного, прославленных русских кубофутуристов начала века ХХ: Татлина и Ларионова.

Он пишет его, своего персонажа (сам — заядлый и страстный курильщик), запирая в алюминиевый короб, крашенное серебрянкой корыто (это что — гроб — или пока просто рама такая?), плотной (отваливающейся крупнейшими кусками, фрагментами и крашеными плоскостями — как реставратор скажу я) гуашью, скупо в цвете, богато в фактуре, структурно и фактурно, текстурно и тактильно матовыми объёмами грубых сгустков красочных паст на чистой воде.

Крупными, сильными дугами выжимая такое напряжение внутри фигуры, стремящейся к распрямлению, раздвижению коробки металла, что понятна становится мысль: воля она вся не снаружи, как и динамика свободы — в человеке — из совершенных души и тела его, порождённых в изначалье богоподобными!

 

«Женский портрет», 1975, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, 40,0 х 30,0 х 18,0 см

В ДЕВИЧИИХ ОБРАЗАХ ОН ЛУЧШИЙ

тонок и всегда ранен этим смертельно

Гончаров — женопоклонник! Ценитель красоты и знаток её…

Образы его — нежнейшие. Он очень бережен — к женщине!

Кисть его молитвенно заботлива, осторожна, не как в другом, где он — и брутален и срывается зачастую в крик бывает.

Пожалуй, не найти такого: бессчётно пишет дочь великого армянского живописца ХХ-го века Бажбеука Зулейку, а та только ему и разрешает себя писать, отсекая иных, и отказывается позировать любым всем другим живописцам. И это — тема будет отдельной (и обширной) выставки.

Гончаров так немыслимо сближает и утончает тона, цвета, столь удерживает и сдерживает гамму, что, пожалуй, обходит в этом всех (Вейсберг бы позавидовал)…

Наверное — именно в девичиих образах — он лучший, и понятным становится, как тонок и всегда ранен смертельно и раним этим сам!

Пластика его в этих стихах о любви становится особо изысканной, точёной, вылитой и срезанной острым жалом боли до красы из объяснений на холсте кистью и в краске, без единой лишней детали и никчемных в этом слов…

 

«Вечер в поле. Праздник за Доном», 1961, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, 34,2 х 124,2 х 2,0 см

СОЗЕРЦАНИЕ ДЕВИЧИХ ИГР И ИХ ГОТОВНОСТИ ПЛОДОНОСИТЬ

— От Таитянского Гогена

Как, каким образом, этот первокурсник Ростовского художественного училища, юноша совсем, ворвался в изобразительное искусство минуя все стадии ученичества, включая даже какую-либо художественную школу, и создал — сразу — свой счастливый мир! На холстах затопив своим талантом упоение…

Его работы — не задания и постановки (нет ни одной, сколь-нибудь отражающей стандартизацию учебного процесса в принятых нормативах худучилищ, как у остальных) — у него не «полуфигура с руками» или «голова», но портрет! Образ. Не «одно-«, «мало-«, «многофигурная композиция», «пейзаж со стаффажем», но поэтика и песня, картина его души!

Его «Вечер в поле. Праздник за Доном», 1961-го — полотно мистического, тайнодейственного свойства и содержания одухотворённо заворожённо смотрящего на девушек, танцующих нимф-наяд Дона-Реки раненного волшебством и пластичностью их телодвижений, сложения и форм, откликающихся холмикам собранных стогов, как вещего плодородия, которые всегда есть манящие к себе и вслед собою загадки, земные, ощутимо близкие, но загадочные и недоступные, зовущие существа, божества — чувствует он их лепящей складно кистью рапсода, поражённого звучанием видимым.

Пряный колорит и прямая магия созерцания девичих игр и их готовности плодоносить — что-то прямо от Таитянского Гогена!

 

«Старый Загорск. Дома на Нижнёвке», 1975, оргалит на планшете, масло, кисти, холстяное паспарту, обкладка, 87,8 х 87,8 х 2,2 см

Опровергая сам себя — неожиданно и вдруг — Гончаров не только отказывается от сколь-нибудь выразительной, динамической, композиции, но сближает цвета, тона, пишет невзрачное, обычное, то, что всегда и везде — рядовое, обыкновенные дома ставшего ему родным Загорска, и без труда отыскивает живописное богатство сдержанного; какое смирение — он умеет быть и бывает таким разным, затаённо послушным в том числе!

 

«Дачи возле Троице-Сергиевой Лавры. Вечер», 1976, оргалит на планшете, масло, кисти, холстяное паспарту, обкладка, 85,0 х 85,0 х 3,0 см

Гончаров дышит и живёт спрессованной пружиной, готовый к расстрелу — пишет! Его эмоции — запрятаны глубокими лессировками. За которыми — чистый (как кровь) цвет. Он может работать в любых тональностях, гаммах, колоритах. Но всё — равно это раскаление Юга России, где воля не пойдёт никак и никогда под уздцы никаким центральным властям, чувствуется. Почему не рисует он Лавру, а дачи вокруг? Если экспрессия Вламинка — наружу, плещется — то Гончаров загнан, хотя и свободен…

 

«РОСТОВ» | начало 60-х, подрамник, холст, масло, кисти, обкладка, рама

Примитивизация — от прямолинейной простоты, иногда рвущейся — из и над и вон, в непримиримой поэтичности и откровенной элитарности, изысканности как инаковости, выливающейся (вдруг) в якобы брутализм, но в нём слышится раненая, юношеская одухотворённость: это не грубость, это сила и уверенность знающего себе цену художника, у которого никогда не было робости, стеснения, поиска, детского, как у ученика, — художниками сначала рождаются, а потом никогда не перестают ими быть, независимо от того, как бы ни обходилась с ними Судьба!

 

«ДЕВУШКА» | Ставрополь | 1966, подрамник, холст, масло, кисти, рама, 112,0 х 88,0 см

в славу русской женщины

— ВЛЮБЛЁННЫЙ С ПЕРВЫМ МАЗКОМ ПОЭТ…

он национальный художник в подлинном смысле этого слова государственник

Гончаров — при всей (только кажущейся) эгоцентричности, замкнутости на своих вещах, трудах, опытах, мыслях — он не ‘частник’, ОН НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХУДОЖНИК — в подлинном, современном, западном смысле этого слова — ‘государственник’: он болен Русью, он умирает за Неё всю жизнь на плахе (Станислав Гончаров) своего искусства…

На Руси — что утешением? — Богородичные образы (ангелы, силящиеся спасти наши сгорающие души) женщин, полные покорной силы и великой красы, снисходительной милости и сострадательной заботы, доброты и чистоты, Веры, Надежды, Любви, Софии — Премудрости Божией!

Гончаров, увлечённо во след своим талантливым ростовским, не оставившим его и дале по жизни, педагогам, Теряеву и Михайлову, приведшим его, в том числе и к живописи, литературе, пластике, мышлению и мирочувствованию замечательного русского мастера ХХ-го века Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина, становится слагателем алтаря икон из своих картин и стиший В СЛАВУ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ.

Мы ровно читаем, вглядываясь, по его полотнам (несомненно) умелое обращение и с формообразованием и с модернистским понимаем (художник отлично знает своих европейских предшественников и не прошёл мимо футуристических, кубистических опытов Леже, Пикассо, Брака, Гриса) и тонко усвоенным устроением соединения объёмов в пространстве картины — он прирождённый композитор в каждом касании — не мимо — и у него не бывает репетиций — его кисть на AVANT-SCÈNE всегда!

Но не сравнимо с старшими коллегами по искусствам — трепетен он и ласков, утончённый и занеженный, чувственен — линейно, колористически, тонами — влюблённый с первым мазком поэт…

 

«Таня. Букет. Жена» | в антикварной раме | 1974, подрамник, холст, гипс, клеи, золото, масло, кисти, 68,0 х 93,0 х 07,0 см (размер картины в рамном киоте)

О, если б не было у Ставропольской Казачки, искусствоведа, хранителя произведений изобразительного искусства, куратора многих проектов Музея-Усадьбы «Мураново» имени Фёдора Тютчева, супруги художника Татьяны Гончаровой (только на вид такой махонькой, хрупконькой, ранимой и „трепетной— над чем мы с нею всегда потешаемся — как написал, охарактеризовав её облик и внутреннее устроение замечательный Луганский журналист, краевед, писатель, знающий талантливый литератор и историк, сам прелестный и трепетный Андрей Чернов) столько, помимо человечьего и абсолютно художественного терпения и жизненаполнящих её Свыше сил, ещё и НЕУБИВАЕМОГО ЧИСТО ЖЕНСКОГО ЮМОРА, так необходимого всем нашим (не только художников) жёнам, выжила б она?

— Смеясь, рассказывает: как только провинится „Гончарик (так любовно и до сих пор она его про себя и для нас называет), так и (с утра или с вечера, как пойдёт у него) приписывает к названию какого-нибудь (подходящего) женского портрета: «Таня», «Жена».

Но (вот) в этот раз она зря ругалась, серчась (спустя годы и минувшие десятилетия) (по нашему славному обычаю и обряду материть своих мужей): тут видно, что это — она! Похожа, — даже сквозь налёт Татлинского, Ларионовского, Хлебниковского (неотразимого для Гончарова) влияния и обаяния…

И тут уже улыбнусь, рассмеюсь, я, позволительно?


Проект «Арт-Память» реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.