Выставка Сергея Дунчева

Красноармеец Дунчев, восставший-таки на обе своих ноги, хотя и инвалидом 1 группы, в воинском городе-госпитале Загорске после тяжелейшего ранения в ногу осенью 1943-го при штурме Смоленска, остаётся с 1945-го жить здесь, создавать семью, строить новую жизнь после той Катастрофы: «Белофинская» 1939 – 1940, «Отечественная» 1941 – 1945.

С Победы уже разрешили бить во все колокола на Свято-Троицкой Сергиевой Лавре: Пасхальной Ночью на 21 апреля 1946 в Успенском соборе Свято-Троицкой Сергиевой Лавры совершилась первая с её закрытия Божественная Литургия, в 1947-ом тот же монах-звонарь, что и зимою 1929-го / 1930-го прощался с убиваемыми, сбрасываемыми о земь друг об и на друга священными на Руси старинными колоколами, весною 1947-го ударил в знаменитые, уцелевшие после Красного Лихолетья, ТЕРРОРА, «Никоновский», 1420 года литья, и «Лебедь», 1593 года литья, — художник Дунчев не мог всем существом своим не ощутить, что Загорск – Колыбель Русского Православия, Град ПРЕПОДОБНЫХ: Сергия Радонежского и Андрея Рублёва, – разве можно жить и писать где-либо ещё, а не здесь, – русскому и православному?
С зимы, с зимнего пейзажа 1948-го: Сергей Дунчев, «Вид на Лавру», 1948, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 78,0 х 60,0 см, – начинается совсем и иной Дунчев, которого к финалу мы увидим певцом, счастливым и мелодичным, живописно красочным, одухотворённо заворожённым РУССКОЮ ЗИМОЮ…

(Ох зима – это всегда так сказочно: Писарро, Сислей, Моне, Кустодиев, Крымов!)

В 2004, в последний год своей земной юдоли Дунчев не мог не слышать раздававшихся широко кругом ударов звона «Царь-Колокола», последнего из уничтоженных в 1929 / 1930 Советской Властью, но восстановленных по негативам и описания сказочника и репортёра Михаила Пришвина, ставшего очевидцем тех страшных лет и событий истории нашего Государства!

«Загорск» давно опять стал «Сергиев Посад», и вряд ли кто из молодых ответит теперь, в чём тут было дело?

Ну разве есть что-то на Земле не круглящееся и не возвращающееся в землю свою, на круги своя, к истоку и сердцевине, как ни крути?

текст Артёма Киракосова

Нельзя не сказать об этой трогательной, смятой жизнью при хранении, картине!

Она – переход…

От жизни военной – к миру!

Гениальный Толстой не разделил (навсегда) войну и мир, которые меняются зачастую, но в одной эпопее слил..

Война. Победа. Тяжёлый быт оживания… Всё это так чувствуется в ней, в этой картине, она? – как надежда, будто всполохи впереди.

Но живопись – умиротворённая, спокойная уже, есть уверенность – небо больше не окрасится чёрным, сражением, горем, болью.

Дунчев возвращается из Баку, остаётся в Загорске, женится. Супруга – муза и хранительница очага дома, спутница верная по полю, которое им вместе перейти, на будущие все почти 40 лет их совместной жизни! Сотскова Лидия Ивановна (1923 – 1982).

Живут крайне тяжело, снимают комнатушку чужого частного дома.
В 1945 родился первенец, Станислав, и это уже счастье, ощутимо, то, о чём мечталось, за что бился с фашизмом. Мир! – долгожданный, за такою горькой Победой…

В 1947 Дунчев вступает в «Союз художников Загорска», работает в «Загорском художественном кооперативе», с ближайшими друзьями по искусству, двумя Николаями, Беляевым и Барченковым, создаёт внутри Союза «Творческую группу», что совсем не ординарно по тем годам.

«Горка в Загорске» — сказочно покойная вещь, – вот что хочу сказать! Земля и небо – поровну. Горизонт поднят! Снег тут – не тревога, как в описанных выше «Военные зимой» и «Бой за высоту», а какая-то благость с голубизной. Радостно…

Что может быть лучше, слаще, добрей – дети на санках катаются с горки, в которых весь Загорск. (Так и кажется весь ХХ век, что название этого города – от этих ч’удных, крупных, крутых горок, а не от революционной фамилии «Загорский», которую никто и не воспоминает, от кого она…) Вот за это и бились! Кажется, и крики их игривые, неугомонной шаловливой детворы, услышишь – в картину всмотрись пристальнее, детали смакуй?

Наверняка, среди катающихся и Стасик, сынишка, лет трёх уже. Дети быстро растут. Дела пошли в гору…

И опять зима на холстах, как в «Битва за Москву», лыжи, сани, кони, белый, но это уже всё совсем другое! И видим: вправду, из белого Дунчев выводит свои *цветы* – весёлых, отдыхающих, гуляющих, резвящихся согорожан, людей без заботы, развлекающихся в миру.

Почему именно эта картина важна, «Горка в Загорске»? Да потому, что именно с неё, как и с «Вид на Лавру», 1948, подрамник, холст, масло, растворители, рама, 78,0 х 60,0 см, и начинается медленное, верное всхождение художника от ученичества к другому Дунчеву, основательному, в зрелости, которого мы увидим позже, уже к вечеру им прожитого в счастии и любови с семьёй – мастером и певцом, продолжателем Кустодиева по мотивам и стилистике в Дунчевской грандиозной, грациозной лирической «Катание на тройке», 1984, подрамник, холст, масло, растворители, рама, 100,0 х 150,0 см, с «Горка в Загорске» Дунчев и начинает видеться преемником истинно Посадского Юона в Дунчевской, известной, как завещание и послание «граду и миру», финальной, торжественной, как пиршество света, многолюдной, пасхальной по праздничности «Праздник зимы», 2000, подрамник, холст, масло, растворители, рама, 60,0 х 80,0 см, писаной им всего за 4 года до своей кончины, как вершина своего человечества и в профессии в его 84.

«Горка в Загорске» – это ещё и вскрытая Дунчевым ДЕТСКАЯ ТЕМА, пожалуй, – он по-настоящему счастливый, похоже, ею и в ней – вечное дитя, как всякий пиит! Такой и колорит – что же, что вещь затёртая, она вся и светится этим ПОСЛЕ ВОЙНЫ МИРОМ…

текст Артёма Киракосова

…Дунчев прозрачен, тонок. Мягкий! У него мелодические, ритмичекие дары: он рифмует в композиции строгие вертикали, наклоны, мастерски показывает статику домов и даже угадываешь скорость скатывающихся с высокой горки санок с веселящимися на них детворою. Колорист, знаток холодных, ему удаётся в голубизне зимнее солнце, на которое не жмуришь глаз. Похоже, что у этого человека осталось так много – с Войны ещё – не сказанного нам, зажатого, но искренне нежнейшего к миру, недаром его путь – всхождение в горку, вот как на этой картине – творческой рост лет.

Нельзя пройти мимо этого портрета!

Он как бы – вне времени писан художником.

Выбивается тоже из ряда…

Нет в нём каких-либо (да никаких) атрибутов стиля, строя, социума, эпохи, страны – он о том детстве, которое глубоко в нас в каждом засело: страхом, характером, надеждою, отчаянием!

Я срезал, кадрируя, лишнее, что засвеченным блестит при фотосъёмке – фоны, оставив главное – ЭТО ЧЕЛОВЕК!

– Каким есть он, даже маленький – но взрослый.

Глубокий всегда о смысле своего и, вообще, Бытия…

Думается (вглядываясь в «Мальчика в красном», поймёшь), что родители-Дунчевы справедливо положили лучшие свои силы на то, чтобы у их детей многое сложилось и было в жизни совсем не так, как у них самих.

И им это удалось!

Кажется, так?

текст Артёма Киракосова

Дунчев, всю жизнь развивавшийся плодотворно и ищуще-поступательно, достигает во всех линиях своего творческого движения личного апогея: к историческим, жанровым композициям, пейзажам и портретам появляются и цветы, фрукты, натюрморты, писанные с любовью, мастерски, но картина – думается, эпохальная для него, переломная и ставшая базой дальнейшему: Сергей Дунчев, «Катание на тройке», 1984, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 100,0 х 150,0 см, в которой художник во след своим талантливым и прекрасно потрудившимся на этой ниве изображения ярмарок, богатых базаров, обрядов, сцен национальной русской жизни репинцам-учителям Куликову и Кустодиеву избирает, как итоговую в жизни, сцепляющую, будто завещание, тему праздничной зимы, широкой панорамы с православным народным гуляньем перед монастырём – эта тема и картина требуют себе активного, сильного живописно-художественного подтверждения и продолжения.

И не скоро, скажем сразу, только через 16 лет после «Катание на тройке», 1984, лишь уж к Дунчевским 84-ём, но появляется-таки вот это подытоживающее всё творчество, весь духовный и человеческий путь и опыт художника, да, как завет, завершение, радужное цветочное – РОЖДЕСТВЕНСКОЕ – навершие, как завещание, прощание и на прощание нам, всем молодым и много младшим современникам его, кажется – самое сложное и самое яркое в устройстве, организованности композиционного строя и живописного уклада небольшое по размерам, но очень значимое для понимания развития художника и, особенно, для обозначения ЕГО ВЕРШИНЫ, какое же светлое по сути, по палитре, по тону и по существу сыгранного чисто настроения полотно, лучшее, что выходило из-под кисти живописца Дунчева, последний шедевр его личного, глубокого вздоха и выдоха сладчайшего кислорода Сергиева Посада, Родины: Сергей Дунчев, «Праздник зимы». 2000, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 60,0 х 80,0 см, – картина, в устойчивой композиции, в стиле, манере и пластическом языке, в ритме письма и в излучаемых эмоциях которой, в сказочности и былинности, в романтичности и в песенности самого хода её живописного построения мы видим и узнаём не только упомянутых выше прямых предшественников Дунчева, Кустодиева с Куликовым, но также абсолютно беспроигрышное для любого прошлого, настоящего или будущего Посадского мастера образное решение ПРАЗДНИКА ЗИМЫ: взятую несколько сверху художником точку зрения на площадь перед Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой со множеством бурлящего на ней, от всей души шумно гуляющего во всю честнаго люду! И именно этим ракурсом и по сию пору дорогим и запомнившимся остаётся в память и в ностальгическое восхищение доставшееся нам наследие двух славных Константинов, живописцев Горбатова и Юона, виртуозов ремесла изобразительного изложения Русского Бытия Сергия Града, прославивших воистину наш город, Столицу Русского Православия, издревле и по сегодня.

Дунчев и его ближайшие коллеги-друзья по «Творческой (поствоенной, с 1945) группе» оба Николая, Барченков и Беляев, как, впрочем, и многие другие Сергиево-Посадские мастера, в вершине карьеры и жизни безошибочно пишут именно эти мотивы, как «Катание на тройке», «Праздник зимы»!

На первом плане картин «Катание на тройке», 1984, и «Праздник зимы», 2000, – Русь-Тройка, Тройка-Русь (но совсем не Гоголевского образа и плана!), пирование жизни повсюду! Народ – герой. И нету больше той боли, что жгла – нестерпимо! жизнь, она (где-то?) на такой глубине (осталась на ТОМ Берегу Памяти), что – СЛАВА БОГУ – отодвинулась, эх! – да не показывается более, терзая воспоминанием художника: ранняя смерть матери, смена климата в детстве Средней Руси на Баку с вновь обретением родного отца, прерванная учёба с любимыми педагогами, обе – от звонка до звонка – жесточайшие войны («Зимняя» 1939 – 1940, «Отечественная» 1941 – 1945), беднота послевоенных лет, трудности становления семьи и в профессии… да разве и в Союзе художников, в Художественном кооперативе, в Художественном фонде, в Творческой группе, в Правлении, в Ревизионной комиссии, на всех этих выставкомах и собраниях, так называемых, „коллег“ всё бывает и было гладко, тихо, прилично, безоблачно, не травили, не жарили сердце, не терзали, не ругали, не обижали и не оскорбляли, не хотелось всё бросить, плюнуть, развернуться – разругаться, бежать, съехать с рельс и крыши, исчезнуть, разве есть хоть кто-то из нас, кто держал в руках кисть, без характера, с чертами покладистости, покорный властям и упырям в гильдии?

Проходят и ещё 2 года; и только в его 86, – ага, это за 2 года до кончины, – Дунчеву дают «Заслуженного», а ПО-раньше он не заслужил? – Ведь он был же у самых истоков рождения, самой организации всей художественной жизни в Посаде с 1945? – Сколько написал Лениных, пионеров, комсомольцев, героев и Войну, Гражданскую, Отечественную, колхозов и доярок?

Думается: это очень достойный шаг, стиль и жизни принцип – ПРОЖИТЬ ОТ ВСЕХ РАНГОВ ВЛАСТЕЙ НЕЗАВИСИМО (невзирая на беспримерно проявленный в боях и миру патриотизм) – трудом, нервами, кровью и потом добывая ХЛЕБ СВОЙ НАСУЩНЫЙ тем, что умеешь, вот картины писать, как Дунчев, к примеру!

В 2002 Сергей Яковлевич становится «Заслуженным», а через два года его уже не станет…

А хорошо – всё же успеть, чем совсем нет, пусть и за 2 года до кончины, в 86, но отметили-таки мастера давно заслуженным им званием «Заслуженного»; и на этом благодарные!

Попрощаемся и мы с творчеством Дунчева. Возглянем на «Праздник зимы», 2000. И вот что услышится в этой звонкой радости с картины, в ней и пред ней: а ведь Дунчев так разумно и тщательно талантливо выстроил всё своё восхождение к ней от самых ученических опусов; и за это – ещё и ещё поклонимся замечательной школе Отделения живописи Бакинского художественного училища имени Азима Азимзаде, всем его довоенным и послевоенным педагогом, друзьям, коллегам, заказчикам, поклонникам, любителям, покупателям, аукционным домам, и, конечно, особо – семье, которой (кажется единственно) («РАДИ ДЕТЕЙ» – так я в начале сформулировал название и суть пройденного художником) и посвятил он свою без изъяна совершенно прожитую жизнь, включая даже то, что поступив во ВГИК, не стал там учиться, а отдался полностью станковизму!

…И сзади, – а на картине, – защитою, стеною, опорой? – стены, башни, колокольни, соборы, храмы и постройки самого красивого монастыря Святой Руси, самого Сердца Её, Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

текст Артёма Киракосова

Иконография советских «доярок» – безбрежна! безбрежна! – поистине… Но.

Давайте-таки подойдём ко всему очень спокойно, серьёзно, профессионально, обстоятельно, не спеша. Так увидим, что СТИЛИСТИЧЕСКИ Дунчев стоит у самых истоков формирования этого необъятного корпуса вещей, которые сейчас формируют наше представления об ушедшем, как Сказка, Прошлом, и опирался он в этом на своего предшественника, Бакинского учителя-репинца Ивана Семёновича Куликова (1875 – 1941), в свою голову стоявшего в фарватере моделирования нового типа социалистического, советского типа женственности, красоты своего рода — символа поколения – образа «Комсомолки», спортивной, томной девушки ярких форм, облачённой в свободную, но подчёркиваемую выгодными объёмами вольных складок одежду, в футболке крупных вертикальных полосок, и ведь именно его, Ивана Семёновича Куликова, гремел во Вселенную девичий портрет на первой выставке Советского искусства в 1929 в Центральном парке Нью-Йорка и дале («Таня с бантами», 1927, «Физкультурница» 1929, «Юнгштурм», 1929, «Международный Юношеский день», 1929, «Девушка в футболке», 1933, «Портрет Т.И. Куликовой», 1938): Детройт, Бостон, Филадельфия…

Владимир Лебедев – создал незабываемую, необыкновенную ауру нежной, манящей красы Советской Женщины, ну а основатели и обоснователи большого стиля «СОЦРЕАЛИЗМ» Александр Дейнека, Александр Самохвалов – гениально уложили её в социум, в производственницу, овеяв ароматами модных, молодых спортивных характеров и движений старые профессии: ткачиха, маляр, доярка… — подняли этот НОВЫЙ ЭРОТИЗМА (но который сродни Рубенсовскому, тому, барочному, «щедрому», пышному, так выразимся, вполне интеллигентным образом корректно) – да, через труд, через дело, умелость в действии и хваткость в навыке – в верхние ряды привлекательности и зазывности женского рода.

Вспомним, давайте, и техничный, размашистый, длинный (как удар высокорослого, шаг стайера) эффектный хлёсткий мазок предшественников Дунчева в сам`ом таком – плотном, душистом – образном строении типа женственности: Андерс Цорн, Николай Фешин, – оба они не только активно использовали фото в свой живописи (а Дунчев временами близок в живописном языке фотографии), но и сами были отличными профессионалами в фотоискусстве, а последний, кстати, – тоже Репинец, как и учитель Дунчева, Иван Семёнович Куликов.

Но заглянем и дальше – пасторали милых сердцу малых голландцев, среди которых мне запомнилась картина кисти Альберта Кёйпа (1620 – 1691) «Доярка», 1655, подрамник, холст, подготовки, масло, лаки, кисти, рама, реставрация, 97,0 х 173,0 см (Музей «Бойманс-ван Бёнинген», Музейный парк, Роттердам, Зёйд-Холланд, Нидерланды), опусы французов Барбизона, среди которых выделю первым – недосягаемым на все века в камерной живописи лугов, рек, полей, коровьих стад и к ним в сельском антураже обаятельных, хорошеньких доярок – Жюльена Дюпре (1851 – 1910), непревзойдённого певца подобных сценок, делавшего это так виртуозно, задушевно, лирически, пьяняще, талантливо, безупречно эстетически и по-французски чувственно, элегантно технично прозрачно и легко, как шипучее и светлое шампанское молодое вино этого, текущего, года (а бывает ли живопись без желания присовокупиться изображённому?), маэстро, в ком, пожалуй, единственно сочеталась идиллическая сфера с реалистической подачей, мечта со правдой, но у нас мало пишут про него, да и современники Дюпре, передвижники, не увлеклись ни им, ни этой линией в искусстве вообще, двинувшись гуртом в протест и социальное, к народу в гущу и кущи…

Как человек кавказский, к тому же, с отрочества влюбённый в примитив, напомню дорогим нашим читателям и об одной из лучших, трепетных картин Нико Пиросмана «Женщина доит корову», 1916, жесть, подготовки, масло, олифа, кисти, реставрация, рама, 81,0 х 100,0 см (Национальная галерея Грузии имени Дмитрия Ираклиевича Шеварднадзе), без которой немыслим мне антологический свод образа доярки в живописи.

Практически, можно сказать что тема доярок была впервые подхвачена Дунчевым и его поколением после значительной паузы с начала ХХ-го века, но Дунчев – чуть ли не из пионеров её? А все, так называемые, «киты» и «хиты» – позже, включая, пожалуй, самого известного „колхозника“, знавшего надой от и до, Аркадия Пластова: «Лето», 1960, «Кружка молока», 1961.

И даже ИКОНА СТИЛЯ, знаменитая «Доярка» Александра Александровича Дейнеки, на холсте появляется позже Дунчевской, в 1959, которую в 1962 признанный и главный, гласный и классный лидер социалистического реализма, одарённейший певец Соц-Строя, превращает в мозаичное панно станции метро Новокузнецкая Московского Метрополитена лишь только в 1962.

Список тех, кто шёл далее, художников, так называемого, «второго», «третьего», «чертвёртого» (и так дальше) рядов велик значительно, все они сотворили запоминающиеся вещи: Елена Костенко, Виктор Зарецкий, Абрам Черкасский, Фёдор Хохлов, Николай Нестеренко, Павел Рыбин, Николай Баскаков, Александр Богданов, Иван Орлов, Виктор Волков, Иван Безпалов, Юрий Петров, Анна Мандрикян, Михаил Антончик, Владимир Гремитских, Фёдор Хохлов, Рашит Нурмухаметов… – но всё это позже, позже Дунчевского, порой, и значительно, а, пожалуй, из всего этого бесконечного перечисления, изгороди которому не сыщешь, знатоку живописи что-то скажет лишь имя и фамилия „Надежда Удальцова“ – с её «Доярка Тоня», 1959, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 90 х 70 см.

Что сказать? – атрибуты композиции выработаны, это почти неизменные: полдень, весна, улыбка, кровь и ток жизни в красавицах-трудягах!

Нет, не зря мы обходим стороной важнейшие работы Дунчева, они не только о Ленине, детях, пионерии, Великой Отечественной войне, но и жанровые сценки, спортивные, исторические композиции о Гражданской войне: «Чапаев», «Конная борьба. Сабантуй», «Пригорок» и многое другое – это потому, что тема доярок звучит ярко, повторяясь, у Дунчева многократно.

Известно, что Дунчев не был – «рядовым членом» Союза художников, но активным: один из создателей Отделения «Союза художников» в Загорске, организатор выставок, творческих поездок, член выставкомов, «Ревизионной комиссии», избирался в Правление, инициатор и деятельный управленец «Творческой группы» художников внутри Союза, преобразователь деятельности «Художественных мастерских», «Художественного кооператива», «Художественного фонда» Загорска, много ездил и по Стране (кстати, видим в 60-х опять пейзажи Баку!), по глубинке, в том числе и по колхозам и совхозам. Вот не отсюда ли – и доярки?

Полотно: Сергей Дунчев, «Молодые доярки», 1953, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 114 х 200 см, – думается, без сомнений, – заказное! И важно, что в нём – буквально через несколько лет после сумрачной, еле пока ещё только оживающей, колористики живописи конца сороковых Дунчев – до неузнаваемости радостен и приподнят творчески: палитра ярка, звенит-таки в голоса, солнечным светом залит весь сюжет, лучится зелень, рифмуясь с голубизной небес, люди открыты, приветливы, смеются, да и сами девичьи халаты белые – как-то в такт цветам, облакам, молоку, воскликнешь: КРОВЬ С МОЛОКОМ; что это – время? О да. Дунчев основывает эти важнейшие характеристики: надой – это всегда теперь полдень, солнце, смех, здоровье, жизнь ровная в труде, труд, который – в радости и близости духа мира, труд, который и есть – счастье в мире и счастье мира! Судя по всему, сюжет: опытные доярки что-то объясняют новенькой, девушке, вероятно готовящейся вступить в их профессию, с улыбкой, терпением и любовью к тому, что они делают.

Конечно, Дунчев развивает свой живописный успех и в стиле и на палитре и в этюдах с натуры и в композициях, близких эмоционально и колористически, тому свидетельство его картина, родственная «Молодым дояркам», – это «Полдень», 1954, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 50,0 х 70,0 см. А попадающиеся `к реализации`, к продаже «на рынке» произведения Сергея Яковлевича Дунчева со сходной, почти повторяющей другие холсты, композицией, такие, как полотно «Доярки», 1954, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 113,0 х 179,0 см, представлявшееся «ARTinvestment», в котором цветовое решение – ещё более праздничное, загорелое, золотистое, пленительно зрелое, полное ощущения щедрости бытия, свидетельствуют, что от вещи к вещи, от авторского повтора к своему следующему авторскому повтору – художник видимо и значимо растёт, а это, скажу, ст`оит дорого в творческом пути, который не был ни у кого в природе ещё без повторений и заказов, а ведь – бывает, и зачастую – повторы: это дорога схождения в низы и ко скорейшей деградации! Но. – Дунчев – вдумчивый, рациональный, выверенный, он никогда не теряет достигнутого, наоборот, развивает, наращивая его (опять: отличная училищская школа Баку, Пираловская, Куликовская, Репинская), причём быстро и решительно, не особо церемонясь, без сомнений и не комментируя самого себя в оправдание кому-либо – он профессионал и просто раб`отает, как подоб`ает!

За какие-то несколько всего лет после Великой Отечественной войны Дунчев становится классическим мастером своего стиля, времени и круга, а постоянный успех при продаже его произведений уже в нынешней конкурентной борьбе на современных аукционах живописи художников Советский эпохи подсказывает: что он – стоял, остаётся и будет ещё в строю!

Дунчев – человек своей эпохи, и сегодня, 1 мая, в День и Праздник Мира, Труда, Весны, наверняка из раскрытых теплу окон его Сергиево-Посадской Мастерской слышались бы не только излюбленные, напеваемые им арии великих опер, которые он знал досконально и любил, но и знаменитая, как Гимн, известная всем людям Страны Советов, 1962-го года песня музыки Аркадия Островского на стихи Льва Ошанина «Пусть всегда будет солнце!»

01 05 2020 Красный Первомай
ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ

текст Артёма Киракосова

Сергей Дунчев, «Новогодний подарок». 1953. Подрамник, холст, масло, растворители, кисти. 59,0 х 50,0 см

Мама? Её улыбка! – разве ошибёшься в таком, спутаешь с кем…

Трогательно – и до слёз.

Потому что Дунчев (как многие в том, СССР) совсем не отделяет себя от ОБЩЕГО, подчас рокового, но поделённого РАВНО на в-с-е-х, как война, горе, так и радость, наступивший всем в Стране и Мире мир! «МИРУ – МИР», все и всё помним!

Что центрального в жизни человека, где и какой праздник ему главный?
Верно: дети главное, Новый Год…

Это с какой тактичностью, деликатно, Дунчев подходит к этой взрывной, распирающей непередаваемым, загадочным, тематике?

Его колорит – совсем не ‘снежный’ (хоть зима), не холодный (в котором он – ”как сыр в масле”…) – наоборот: тепло! Как сдержанно в цвете и заглушённо в тоне, будто – из малых голландцев, наших русских, народников-передвижников.

Это уже свой дом. А кому не мечталось? – Под Загорском, в Семхозе (сейчас это – район Сергиева Посада, сегодняшнее название тогдашнего Загорска), Сергей и Лидия обретают дом. (Мне это дорого, потому что в Семхозе с 1994 года на строительстве Часовни, Церковно-мемориального комплекса памяти Александра Меня, в Мемориальном Доме отца Александра Меня, создавая его Музей, переведённый сейчас «на повышение» в Библиотеку иностранной литературы в Москву, в восстанавливаемом тогда из руин Перестройки Культурно-просветительском центре «Дубрава» его имени трудился и я).

Что может быть семейней, домашней, камерней, интимней (даже так бы я сказал) – Нового Года в жизни людей? Это, как наша теперешняя «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА», приходящая сегодня в каждый Божий дом и душу Младенцем Христом, Спасителем Мироздания, – а тогда, в 1948, это просто «новый год» (как читаем в Дунчевских названиях) – пусть и с маленьких букв, и что же!

Пожалуй – наиболее скромная (из всего Дунчевского) композиция: стоящая лапидарно-статично ростовая фигура, почти в всё полотно. По центру – ну что тут выдумать мастеру?

Но тут-то и детали…

– Чуть наклон наперёд, немного отставленная в сторону ступня, правая рука легко подымается – как бы дающая, просящая: возьми, – тебе! …Ласкающая полуулыбка, заметная. На половице! Деревенской, в полоску.

Дунчев отправляет в пляс – элегантным лёгким наклоном – горизонт, сбивает его по часовой (стрелке)! – тогда позыв надвинутой в оборотную сторону фигуры становится очень сильным, позитивным, волевым, вот это движение сопротивления, при-с-ближения.

Узнаваемые всем нам – белила традиционной деревенской масляной покраски двери, дощатый, широкими полозиями (цветом того стандарта – «сурик») пол.

Тихая тень… И из неё – ?

А вот и эта сетка, »продовольственная»! До боли всем нам знакомая, советских (глубоких) лет детям, – в крупную шашечку наискосок. В ней? – о, гостинцы. Ценнейшие, ожидаемые долго подарочки! Так в них-то вот и дело-то всё… Это же восхитительно, это уже пик, некогда совершенно недосягаемый, не мыслимый. Какой-то предел, чудо, «запредел»: СЕМЬЯ КАК ОБЕТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ, ДОМ КАК РАЙ!

Так что же в сетке, ну-ка, угадаем-ка (?): торт, конфеты, мандарины, игрушки, апельсины, яблоки, новогодние ёлочные украшения, – такое всё самое драгоценнейшее к празднику, «Новогодний подарок». – Точное название, авторское. «Подарок» – это вам не по отдельности, ‘подарки’, а всё РАЗОМ, ЦЕЛЫМ, цельным состоянием, настрой на Н А С Т О Е Н И Е …

И как же можно было из темнот вывести такие светлейшие ‘’чакры‘’? – тайна! На которую есть ответ: СРЕДСТВАМИ ЖИВОПИСИ!

Уверен, у Дунчевых было всё, как на картине этой. Свидетельство тому сама Наталья, которой ни в миру, ни на полотне ещё пока нету, но которая появится (вот-вот) на Свет Божий в следующем написанию, 1954, и станет продолжателем дела отца своего, художником, унаследовав в своём искусстве всё лучшее от него (ну кто научит лучше родителей?).

Дунчев – прирождённый жанрист, строит литературно, чувствует каждое слово, звук, что в мазках. Интонационно интеллигентен. Он – продолжатель (явно и не явно) схваченного от великих своих предшественников.

«Новогодний подарок», 1953, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, 59,0 х 50,0 см, – вещь такая редкая, от которой веет этим запахом свежей хвои (хотя, где на картине ель?).

А вот ель увидим позже – на том, знаковом, полотне, которое я избрал ФЛАГОМ (и флагманом, заглавием) ДУНЧЕВА: «Под новый год». 1958, подрамник, холст, масло, кисти, рама, 120 х 100 см, – где любимой, надутой дочурушке-Наташеньке все уже 4!

В левой руке Лидии, у мамы? – что: ба, дак это тот НАСТОЯЩИЙ САМЫЙ большой «Дед Мороз», – крашеной ваты, ароматный, добрый, вкусный, из цветных волшебных гофрированных тонкокожих бумаг, разрисованный вручную анилинами и акварелями – ух как помним…

Она улыбается этому, Лидия, мама – вот гостинец, счастье – оно само, без слова, лишь лучезарным сиянием материнского лика – заходит ДАРОМ СВЫШЕ в мир, в дом, в семью, к Дунчевым!

текст Артёма Киракосова

Артём Киракосов:

Сергей Дунчев, «Под новый год». 1958. Подрамник, холст, масло, кисти, рама. 120 х 100 см

Когда думаешь о героях прошлого, поколении наших славных родителей, выдержавших и победивших, — нет, не только в Войне, но в Мире, — то понимаешь ВЫСОКИЙ СМЫСЛ ИХ ПОДВИГА: они сделали это для нас! — ради нас.

Начать разговор о художнике Дунчеве, Сергее Яковлевиче, уроженце Пензенской области, патриоте и гражданине Града Преподобного Сергия, в котором он остался жить инвалидом II группы, выжив в 1944 после тяжелейшего ранения, пройдя истинно Героем от начала и до конца две жуткие войны: Финскую, Отечественную, —- необходимо именно с этой, счастливой, лучащейся картины «Под новый год».

Это масштабное полотно — камерное, домашнее (вот парадокс!). Мы, дети тех лет, узнаём на нём всё: себя, своё состояния праздника, одухотворённости, эти звенящие золотом яблоки, сказочные солнышки сладких, традиционных для нашей Страны, новогодних мандарин, крупные клоки белой ваты — как бы снег на душистой, под потолок, густой ели, лоснящиеся звенящими лаками (толстого, сочного стекла) игрушки на ней: шишки, фрукты, овощи, зверьё и птиц, — наши улыбки и грусти — какие ароматы разлиты…

Живописец написал своих детей: старшего, Станислава, младшую, Наташу, — таких разных по характеру и образу: смеющийся и волевой сын, меланхолическая и кукольная дочура. Оба ребёнка — по стопам отца: военный, художница!

На стене, в глубине, в тени — над крупным календарём — Ленин! И это важно: Дунчев создаёт свою Лениниану, но вся она — детям и о них.

Художник мастерски соединяет две популярнейшие тенденции тех лет: гиперреальную плотность тона и цвета, воплощённую максимально гремящей во славе тех лет по выставкам живописью Лактионова, и вольный, широкий мазок — от Коровина, влияние которого не угасало ни на ком из русских, какой бы строй не царствовал в их Стране, да и где бы они ни жили по миру (как сам Коровин), разбросанные Революцией 1917!

Это подвиг жизни — он был ради нас, ради детей, так я и назвал, прочтя по-своему оставшееся и завещанное нам, и озаглавил очерк художнику Дунчеву «РАДИ ДЕТЕЙ».

текст Артёма Киракосова

Среди безумного по объёму пласта сделанного в искусстве вообще – выделим тот, совершенно особенный, где никто никогда себя не сдерживал (по излияниям в любви признаниями), где нету вовсе судов, – всё прощено заранее из-за запредельности эмпатии: потому что – на полотнах дети, свои, к тому же дети художников, будущие художники сами, как это случилось с Дунчевым в 1964, написавшем из ряда (остальных, всех) вон выходящий портрет своей возлюбленной доченьки, Наташи (имя само творческое: нет простых Наташ на Свете Этом!): «Портрет дочери», 1964, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 60,0 х 50,0 см.

Опустим смело всё другое: Лениниану, Пионерию, Войну, Натюрморты, Пейзаж…

А вот на другие детские портреты внимание своё оборатим, пробежимся быстро?

Если пристальней взглянуть, то заметим легко, что в парных девичьих портретах («Подружки», 1952, «Пионерки», 1952, «Подруги», 1973) – Дунчев так тонок, проникновенен, как знаток состояний растущих девочек, взрослеющих девушек, состоявшихся подруг, их отношений, психологии, душ (на картинах они все, от самых ранних лет своих – взрослые мыслями и сознанием, серьёзные чувствами, погружённые в непростое своё раздумье изнутри), это та тема, в полном спектре радуги, такая сложная, перерастающая (очень даже скоро, не заметим, как) в женскую, известную, просто неисчерпаемую никогда в истории искусств и даже в творчестве одного, если он мастер, и разговор этот – ох, и не лёгкий, зачастую, без ответов на вопросы, из оттенков, с сомкнутыми устами – Дунчев затевает своими несколькими, известными нам портретами, соучастным наблюдением, вникая полной грудью эмоций вглубь и в суть – как бы ребёнка, но по созданному им образу – совсем нет…

А в детских портретах («Мальчик в красном», 1948, «Школьница», 1952) – Дунчев видится мне совершенно не открытым нам и нами, не проговорённым и не расшифрованном своими образами в этой тематике – дети не играют, не смеются, тревога, я бы читал и испуг и боязнь и беспокойство, обращённые и к будущему и в прошлое, неопределимый, но передающийся, внятный, не вялый, не умерший какой-то страх. Он понятен – столько прошёл за эти годы, мелькнувшие, мальчишка, художник, красноармеец, мужчина – Дунчев, что не пишется ему безоблачно, с чистого листа „на голубом глазу“. Вспомним важнейший, вошедший в хрестоматии о нём апокриф, как он и четверо его братьев, оставшись без матери по внезапной её кончине, нескончаемыми днями из Нижнего Ломова Пензенской области добираются, прячась по собачьим коробкам, как псы, в Баку на розыски отца, куда тот давно уехал на заработки. Тревога – и совсем не радужные мысли и выражения на лицах в портретах всех детей, вот так-то вот!

И вот на этом фоне «Портрет дочери», 1964, портрет Наташи, он выделяется! Всем! Это другая девочка: солнышко (в отличии от всех других!) – неиссякаема отцова любовь к ней, почивает на холсте…

На что опирается Дунчев? А кажется – забыв всё, переполнен не сказанной, взаимной, тягой к дочке, которой впору уже в пионерки, Начальная школа позади (5 класс? уже 10 лет?), а пока её белый фартучек – как нимб чистоты и нетронутости детства (нет, не такого, как его, Дунчева, а безоблачного, в плотном кольце полнотворной родительском заботы и тепла семейного очага) без факела алого галстука пионерки на нём!

Бессмысленно даже перечислять всех тех корифеев в нашей живописи, что создали шедевры этой стези о детях, тут все великие от самого Рокотова: Тропинин, Брюллов, Нефф, Маковский, Серов, Серебрякова… – но я бы воспомнил наиглавнейшего, чья это нива от корней и до кончиков волос на все века – Алексея Алексеевича Харламова (1840 – 1925), прелестного, чарующего, чьи портреты девочек, – среди них, и кстати, есть и парные, закадычных подружек, – сразили и покоряли буквально все модные салоны Европы ни одно десятилетие подряд, за что и звали его наши тогдашние газеты “русско-испанский француз”, и, если Айвазовский – первый коронованный маринист мира, то Харламову принадлежит корона портретиста девочек.

Вот в какой бы ряд уложить этот Дунчевский «Портрет дочери», – он останется, как самое искренне, живописное признание дочери, которой предстоит идти все годы его дорогой живописца! Живопись Портрета – светлая, становится вольней мазок, цветнее, раскрепощается. Да и «на дворе» – 60-е: сам воздух, атмосфера общества, „Оттепель“ – так это называется? Но главное – на смену тревоге возвращается покой.

Вера? – да она же не только в Бога, но в мир, в будущее, в человека, в дарование своё, в страну, в призвание и в силу профессии, в друзей, в семью, и – наконец – в дочь свою, чему вечно и верно теперь, с 1964 и навсегда посвящено полотно: Сергей Дунчев, «Портрет дочери», 1964, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама. 60,0 х 50,0 см!

Какая бы ни была любовь в человеке – бывает, осушается и этот колодец, истончается кладезь – но к детям своим любовь неиссякаемая, неиссякаемая, неиссякаемая…

текст Артёма Киракосова

Артём Киракосов:

Сергей Дунчев, «Обнажённая». 1939. Подрамник, холст, масло, кисти, рама. Размер неизвестен. Изображение редактировано по скану репродукции с каталога живописных произведений С.Я. Дунчева

Думаю, настало время найти истинную отправную точку творчества Дунчев, разыскать главного в его жизни учителя, исправить и следующую в биографии Дунчева ошибку, где долгое время Баку считался местом его рождения, а на самом деле он родился в 1916 в семье Дунчевых у Якова Дмитриевича и Татьяны Исаевны в селе Кривозерье Ниже-Ломовского района Пензенской области, а в Баку, где Серёжа пошёл в школу и начал рисовать, семья переехала по смерти его матери позже.

Упорные занятия 17-летнего ребёнка в изостудии одного из Бакинских районных Домов Культуры увенчиваются его убедительной победой за произведение «Нефтяной фонтан», 1-ой премией на ежегодном всегородском конкурсе Изобразительного искусства в общегородском Доме Пионеров, и на следующий год, в 1934, он, закономерно, становится заметным учащимся одного из лучших в те годы художественных училищ в СССР — Бакинского, имени Азима Азим-Заде, где „в числе его учителей — такой известный мастер живописи, как С. И. Куликов — ученик И.Е.Репина“, читаем в биографии художника.

„С.И. Куликов“ (а ну-ка переставим местами буквы инициала с С.И. на И.С. и получим) — это один из блистательных учеников и продолжателей дела Илья Ефимовича Репина, среди которых видим Сомова, Кустодиева, Малявина, Билибина, Грабаря, Кардовского, Грекова, Браза, многих, достойнейших ещё других, — Иван Семёнович Куликов (1875, Муром — 1941, Муром), в творчестве и жизни которого находим все, как художественные, так и идейные, русские, советские — мощнейшие и искреннейшие патриотические — истоки и ответы живописи, как Дунчева-ученика, так и Дунчева — зрелого, от «Обнажённой» 1939, до детских, женских, гражданских и военных портретов, до жанровой, исторической, пейзажной живописи, натюрмортов, летописи Пионерии и масштабных полотен на батальные темы.

Не качественная репродукция «Обнажённая» 1939 года письма учащего последнего, дипломного, 5 курса Бакинского художественного училища, с скамьи которого ровно накануне войны с Финляндией 13 ноября он призывается в ряды воинов Красной Армии — единственное, что остаётся нам от большого, богатого (как видно) ученического периода Сергея Дунчева, и, несмотря на это, видно: «Обнажённая» 1939 — настоящий живописный учебной живописи тех лет, и чем больше проходит времени, тем дороже нам это чисто Репинская Традиция, которой шли многие русские, советские художники, в том числе его учитель, член с 1927 года «Общества имени Ильи Ефимовича Репина», Иван Семёнович Куликов и сам Сергей Яковлевич Дунчев.

В «Обнажённой» 23-летний учащийся, дипломник Дунчев — достойный продолжатель реалистических традиций Русской живописи, справляется со всем: сложнейший контраст освещённой части Модели с глухо затемнённой стеной пишется им мастерски — цвет остаётся насыщен, тон плотным, колорит весь собранным, выверенным, классичным, тёплым.

Трогательно, что Модель стоит спиною, лицом к здоровенной, металлической печи (так было теплее? — наверное!..), в ногах её — не голубь ли белый. А под локтём у неё — не знамя ли Красное, Полотнище — с каким-то из лозунгов тех лет…

текст Артёма Киракосова

Сергей Дунчев, «Военные зимой». Не датировано. Картон, масло, растворитель, кисти. 50,0 х 61,0 см

Через всё, известное нам, хрестоматийное своё о Войне (1941 – 1945), сказанное на высоком – идейном и профессиональном уровне художником Сергеем Яковлевичем Дунчевым, масштабном, но писаном (если обратите внимание) заметно позже: «Партизаны» (1959), «Первый пленный» (1972), «Связные» (1981), «Фотография на память» (1982), «Портрет генерал-майора М.А. Полуэктова» (?) – мастерское, безупречное – врывается-таки мощнейшее! искреннейшее! неукротимое! – а хоть и нашёптанное так скупо: скромный размер, картон, не названо, не датировано, палитра? – кость «чёрная, жжёная», охра – «светло-жёлтая», белила «свинцовые», растворитель.

Как это?

Учась на последнем курсе Училища, он с 1 ноября 1937 по 9 ноября 1939 преподаёт в изокружке Дома пионеров Орджоникидзевского района Баку, но 13 ноября 1939, накануне «Зимней войны» с белофиннами, его по «ком- (комсомольскому) -набору» призывают в ряды Красной Армии. Сразу (отправлен) на фронт! Полностью – от начала и до конца, с 30 ноября 1939 и по 13 марта 1940 – проходит эту войну. Часть, в которой он служит, после «Зимней войны» переводится в Прибалтику, где в 1941, на реке Неман, на самой границе, как когда-то передовые части Армии Российской Империи в 1812 встречали наполеоновские орды европейцев, его воинская часть принимает первый бой с гитлеровскими ордами тех же там же: красноармеец Дунчев становится участником первых сражений Великой Отечественной Войны с нацизмом.

– Тяжелейшие минуты, часы, дни, месяцы. Отступают! Кроваво неся страшнейшие людские, технические потери. До – самой – Москвы, Сердца. Останавливают врага, немца, фашиста! И уже наступают – сами. Дунчев со всеми: отступает, обороняет Москву, награждён медалью «За оборону Москвы»! Наступает.

(– Вот не из этого ли, зимнего, самого сурового, но переломного, первого победного, — личного, прямого боевого опыта (знаю по рассказам фронтовиков, которые сам слушал, как все мои сверстники, с детства, что стрелковая, в пехоте служба, – самая страшная, жестокая – с наибольшим количеством потерь, особо безжалостная, когда сходились в окопах на штыках, ножах, всем подручным), – картины, о которых я пишу, хочу говорить в этот раз: «Военные зимой» (та же композиция, что «Отражение атаки»), не датировано, картон, масло, растворитель, кисти, 50,0 х 61,0 см (Аукцион »АртГид»), «Отражение атаки» (та же композиция, что «Военные зимой»), не датировано, картон, масло, растворитель, кисти, 36,0 х 50,0 см (Аукцион »СовКом»), «Бой за высоту» не датировано, картон, масло, растворитель, кисти, 36,0 х 50,0 см (Аукцион »СовКом»)?)

Сражается на Западном направлении. (Не напишу «Фронте», поскольку при сопоставлении имеющихся, опубликованных данных о частях, в составе которых воевал красноармеец Дунчев, Сергей Яковлевич, достоверная картина не складывается, – но изложу, что в биографиях его упоминается 16-ая Армия РККА Вооружённых Сил СССР, которой с 10 августа 1941, после реорганизации группы войск Ярцевского направления Западного фронта – второе формирование, — командует генерал-майор, а с 11 сентября 1941 – генерал-лейтенант, будущая легенда Войны – Константин Константинович Рокоссовский, под началом которого некоторые части Армии в ноябре 1941 за оборону Москвы на Волоколамском направлении получили почётные звание «гвардейские», в составе этой Армии под Москвой были и герои-панфиловцы, а с июля 1942 по апрель 1943 Армией командует другая легенда ВОВ – будущий маршал, великий полководец, генерал-лейтенант Иван Христофорофич Баграмян. Упоминается и 18-ая гвардейская стрелковая дивизия, в которой воюет красноармейцем Дунчев, известно, что с февраля 1942 Дивизия вошла в состав 16-ой Армии (но не наоборот, как встречаешь). В 1943 Дунчев оканчивает 3-х месячные курсы ‘начсостава’, продолжает Войну младшим лейтенантом, командиром стрелкового взвода, становится кандидатом в члены КПСС (членом Партии – позже, после Войны, в 1947). Доходит с наступлением до Смоленска. В Смоленском сражении, стратегической наступательной операции «Суворов» по освобождению города Смоленска, не находится сведений ни о 16-ой Армии, ни о 18-ой Дивизии, значит, Дунчев служит уже в других частях. В этих ожесточённых боях осенью 1943 – он получает серьёзное, тяжёлое ранение в ногу. Лечится до мая 1944 в прифронтовом госпитале, потом в Москве и Сочи, а затем – в городе-госпитале Загорске, где при выписке квалификационная комиссия признаёт его не пригодным к воинской службе, инвалидом I группы.

Дунчев – художник, стремится в Баку – завершить образование, написать и защитить Диплом. Руководителем Дипломной работы, которая на этот раз была посвящена не нефтяной, традиционной Азербайджану теме, а естественная фронтовику-Дунчеву – «Битва под Москвой», выступает выпускник «Римской Академии Искусств», известный азербайджанский мастер реалистического, классического, академического направления Григорий Богданович Пиралов (1882 – ? |дата смерти Пиралова указывается: 1943, – но, считается, что Дунчев защищал свой Диплом под его руководством в 1944, если даже не в 1945, возможно, с 1943 – посылал ему работы – или эскизы к ним – для консультаций почтой, поэтому и сохранилось нам это имя его руководителя Диплома, «Пиралов Г.Б.» – остаётся вопрос…|). Если работы довоенного учителя Дунчева Ивана Семёновича Куликова сохранились, известны нам, то работы Григория Богдановича предстоит ещё отыскать, но нет никакого сомнения, что они представляют значительный интерес истории нашего искусства, чему гарантия сама «Римская Академии Искусств», которую Пиралов, живший, творивший в Баку, закончил. Во всяком случае, думаю, – это большая удача, что мы установили обоих выпускающих педагогов Дунчева, и они оба оказались люди очень, очень достойные в художественном плане, что даёт ключ прочтения его творческого пути. Можно сопоставить даты, и поймём, что Дунчев – один из самых последних, предсмертных учеников и Куликова и Пиралова, единственно дошедшее до нас в репродукции произведение Дунчева тех, предвоенных, лет, 1939, «Обнажённая», – живой и прямой отклик на позднее творчество 1938 – 1939 годов его учителя, Ивана Семёновича Куликова, подозреваю, что когда отыщутся работы Пиралова, Григория Богдановича, мы многое поймём и в формировании живописной стези других, тех, послевоенных лет Сергея Яковлевича Дунчева, поскольку в творчестве выбор и педагога, а тем более, руководителя Диплома – шаг серьёзный, значащий.

Произведение «Военные зимой» (та же композиция, что «Отражение атаки»), не датировано, картон, масло, растворитель, кисти, 50,0 х 61,0 см (Аукцион »АртГид») – это редкий шедевр, отстоящий от всех известных нам групп произведений о Великой Отечественной Войне 1941 – 1945, которые нас, детей ХХ-го века, вскормили, с самых ранних лет – на всех выставках – центральное место – им, произведениям на темы Войны – неиссякаемые во всякой студии, художественной школе, училищах, ВУЗ-ах, в Союзе Художников – это вечное, мы их насмотрелись сполна – во как! Однако Дунчевский опус – особое место в ряду: это правда, сказанная скупо, яро, горячо – при хладе колорита, сдержанно, тут выходит, как из под кожи – духовная кровь будущей победы, пот ратного труда, сила русского, спрессованная в пружинах сжатых фигур. С чем сравнить? – да ни с чем…

Опуская тысячи прекрасных произведений, возглянем в самый первый ряд наших авторов от начала, сумевших сказать о войне, как таковой: Греков, Иогансон, Бродский, Ткачёвы, Герасимовы, Кукрыниксы, Лактионов, Дейнека, Нисский, Юон, Пластов, Моор, Тоидзе, Корин, Шмаринов, Ряжский, Непринцев… – но не теряется это крохотный картон Дунчева, наоборот – весомый! Он будет по достоинству оценён ещё след нам.

Просмотрим и то, что пишет сам Дунчев. Активные работы с 1948, датированы этим. О Войне его хрестоматийные, перечисленные мною в самом начале разговоре, помните? – И от себя самого, – последующего, – он отстоит в этом картоне – ой как далеко, почему! – Думается, секрет откроется в отсутствии датирования, самом размере. Эти три чудом дошедшие до нас картона можно было бы – по интуиции, чувствую так – уложить в лакуну: 1944 – 1948, когда воевавший напрочь позабыл то, чему учили (понятно – автомат, штык – не кисть, не карандаш), а с другой стороны – высвободил себя, раскрепостился так, что сброшены все влияния, даже учительские, – а других ещё пока, и слава Богу, нет, – мы имеем перед собою чистое выражение, вольную, экзистенциальную экспрессию личного, выплеск, живо-пись, жизнь как таковую без оглядки на кого-либо, чего-либо, без контекста.

Кисть художника стремительна, возбуждена. А без внешнего! Собранная предельно, замкнутая, волевая, жизненная композиция, как мышца. Обобщение! Чисто мужски. Стиль – без прикрас, будто вчера писано. Нет тут ни стона, ни знамён, ни воплей, ни ран… Есть такая вера в плоть, сила, как в Пикассо, самообладание воина, пехотинца, знающего все секреты своей профессии, войны. Без песни, без рифмы это – правда окопа, в котором сейчас и мы, с белым снегом.

Ни рисовки, ни маскировки «художником», без позёрства, актёрства, игр, постановочности – ни одно из своих касаний кисти Дунчев не сглаживает, не прячет, не делает красивым.

Только казалось, что это этюд! Но потом? Следом за картоном 36 х 50 нашёлся и 50 х 61, и что же – так он повторял всю стилистику, технологию и технику, композиционное решение, только ещё больше обострил и усовершенствовал эту страсть: П Р А В Д У !

‘В одно касание’ – буквально – Дунчев не пишет, но просто выбрасывает ударами кисть энергетически: стремительно, как пули, ножи. Ничего не переписывая, не меняя, не ища.

Редкой выразительности и смелости вещь. Подымется ли Дунчев ещё? – вот нет. Потому что Война, та Война – это такие острые, страшные, непередаваемые эмоции внутри (без слова, без искусства – какая тут, к чертям, может быть «живопись»?), что с ними делать, с таковыми чувствами – давить! давить! давить! давить! их в себе… Так вижу! Об этом слышал от старших, воевавших: ”Когда врут – тошно, а когда похоже на правду – жутко – до запаха..!” – вот это.

В год 75-летия нашей Великой Победы над ужасами и преступлениями нацизма этот нехитрый шедевр – свидетельство бесстрашия, чисто художественное, которое далось автору, молодому фронтовику Свыше, оно должно войти в свод лучшего о войне вообще, где нет места приукрасам, зализанности, фальшакам!

Слава этим парням. Героям не только той, безумной, адской войны, но такого безоблачного, райского мира, который они родили после, и в котором мы росли, дети СССР, спасибо вам, герои наши, отцы, дедушки, бабушки, отстоявшие жизнь на земле.

Дунчев, Сергей Яковлевич (1916 – 2004), – награждён орденами «Красной Звезды», «Великой Отечественной Войны» I степени, медалями «За оборону Москвы», «За Победу над Германией», многими другими государственными наградами, «Заслуженный художник Российской Федерации»…

текст Артёма Киракосова

Дунчев знает людей! Он тактичный, внимательный. Для портретиста это главное, никогда не пережимает…

Но вот что поражает, в парадном (наверняка, тоже заказном) портрете (как жанре, чуть ли ни самом древнем), он становится так деликатен, каким не предстаёт нам в других портретах, таких, как в «Портрете старого рабочего», 1956, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 90,0 х 60,0 см, «Портрете героя Социалистического труда Крикуна А.А.», не датировано, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 90,0 х 110,0 см, и даже в многочисленных портретах близких, детей, жены, в автопортретах.

И ещё – не в ногу со временем: никакой напыщенности, внешнего, звона шпор при полном соблюдении всех видимых атрибутов этого жанра: форма, поза, награды, оружие.

А вот взгляд, молодость сама…

Знаете, а я думаю, что чем дальше отстояла Война от жизни настоящей, тем больше нашим воинам вспоминалось то ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, что в Ней проявилось!

В «Портрете генерал-майора Полуэктова М.А» Дунчев просто отточенный маэстро, этот портрет можно сопоставить с лучшими образами людей, которые были созданы о том времени. Вглядитесь: сколько силы, благородства, воли, богатырской сдержанности?

Живопись его становится даже изысканной, по цвету, тону выверенной: и ещё и ещё воспомним отличную его школу – от Ивана Семёновича Куликова, которому ещё раз поклонимся. А ведь ровно его – проторённой – дорогой идёт его ученик, оглянемся на биографию Куликова и увидим – дорогу Дунчева: «Первая натурщица», 1896, «Портрет Ленина», 1924, что во след ЛЕНИНИАНЕ, созданию НОВОГО ОБРАЗА ЖЕНСТВЕННОСТИ («Физкультурница», 1929, «Юнгштурм, 1929»), Пионерии («Пионеры», 1929), Иван Семёнович рождает целую галерею общественного, военных, людей значимых, поистине ГЕРОЕВ СВОЕГО ВРЕМЕНИ, ну а кто же – Герой Нашего Времени? – лёткик! Конечно: «Портрет лётчика В.П. Чкалова», 1938, «Портрет лётчика М.М. Матвеева», 1939, – и, заметьте, ведь всё это пишет ещё ДО Войны!

Боже (отступление): а ведь мы всё абсолютно берём с своих учителей (ну и от сверстников, естественно, от друзей, соседей – с детства – ПО МОЛЬБЕРТУ), листая учителя Дунчева Куликова, прочтёшь и путь его ученика: и бытовые сценки, и патриотические панорамы, монастыри, и ярмарки, и пейзаж, и натюрморт, и масштабные многофигурные композиции, и село, и Император Александр III и Ильич, и военные, и томные красотки, и историзм и современность, и дети, портреты жены и автопортреты, и тёмный колорит, и импрессионизм, и фотостиль и этюдность, и контражур, солнечность и мягкость где-то, приглушённость, и отклики Дунчевским портретам жены, автопортретам и галерее большинства всех других персонажей найдём у Киликова… вот уж поистине: найден ключ, отмычка понимания – в учителе, спасибо Тебе, Боже!

Как кончает Куликов? – «Выход Нижегородского ополчения в 1612», умирает в 1941. Передаёт свою эстафету своему замечательному ученику.

Тот возвращается с Победой —- 1945!

Пройдя от начала и до конца две войны подряд: Белофинскую, Отечественную.

Слава всем нашим героям, отстоявшим жизнь для нас, вечный покой павшим в этой безжалостной бойне…

текст Артёма Киракосова

Дунчев – романтик! …Впрочем, как все в его поколении. Но они чувствовали (печёнками): это ИХ СТРАНА, ИХ ИСТОРИЯ, ИХ СУДЬБА.

Картон «Чапаев. Конница». 1960-е – 1970-е (датирование по «ARTinvestru»), картон, масло, растворители, кисти, рама, 48,4 х 67,5 см – одна из лучших, лёгких, светлых, воздушных, музыкальных картин. Почему? – им Гражданская, Революция – казались л е г е н д о й , в этом Картоне много СКАЗОЧНОСТИ, даже И-конности!

Он писан легко, прозрачно, быстро, без ошибок. (Да разве это «эскиз»?) Как Генеральная Репетиция некоего, возможно, заказного большого полотна! Так ну и что? – Дунчев так искренне во всё это верит. Да и мы тоже, с детства мечтавшие быть Чапаями…

P.S. – прямая цитата картины Виктора Васнецова «Баян», 1910, (художник Пётр Янсен-Муратов).

текст Артёма Киракосова

Дунчев работает тяжело, много, но ровно и в гору! – правильно и размеренно, совершенно верно выбрав вершину, куда стремиться: его лучшая вещь ЭПОХИ ЛИЧНОГО РАСЦВЕТА 80-х, Сергей Дунчев, «Катание на тройке», 1984, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 100,0 х 150,0 см, – она Кустодиевская, дивная совершенно! А чем нам запомнился его учитель, Иван Семёнович Куликов (в первую очередь)? – портретом, лучшим, Кустодиева, своего друга и сокурсника кисти научению у Репина.

Дунчев (как любой Посадец) не мог пройти мимо ГУЛЯНИЙ ЗИМЫ В ПОСАДЕ, усыпанных яркими пятнами людей белых полотен городских холмов, вечного пира и празднества снега, горок, санок, лыж, игр под гармонь, катаний на конных тройках, всего этого честного, православного СОВЕТСКОГО поющего, ядящего, веселящегося люда!

Конечно, как видим такие ракурсы и народные гулянья – то воспоминаем сразу Брейгеля, а в нашей традиции – десятки живописных, графических работ, непревзойдённых никем ещё песен Кустодиева о России (где вечная зима, как рай и чистое блаженство отдыха и пирования от забот других времён года), от которых глаз не отвесть, как от пьянящих искусством и любовью шедевров! Кустодиев – один из самых лучших в ХХ-ом веке, но ещё важно то, что Дунчев, как его самые прямые учителя, и Куликов, и Кустодиев, и их учитель – Илья Ефимович Репин, идёт всё это время в ногу с Страной через все ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ лет катастроф Социализма в СССР до конца…

текст Артёма Киракосова

Дунчев, всю жизнь развивавшийся плодотворно и ищуще-поступательно, достигает во всех линиях своего творческого движения личного апогея: к историческим, жанровым композициям, пейзажам и портретам появляются и цветы, фрукты, натюрморты, писанные с любовью, мастерски, но картина – думается, эпохальная для него, переломная и ставшая базой дальнейшему: Сергей Дунчев, «Катание на тройке», 1984, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 100,0 х 150,0 см, в которой художник во след своим талантливым и прекрасно потрудившимся на этой ниве изображения ярмарок, богатых базаров, обрядов, сцен национальной русской жизни репинцам-учителям Куликову и Кустодиеву избирает, как итоговую в жизни, сцепляющую, будто завещание, тему праздничной зимы, широкой панорамы с православным народным гуляньем перед монастырём – эта тема и картина требуют себе активного, сильного живописно-художественного подтверждения и продолжения.

И не скоро, скажем сразу, только через 16 лет после «Катание на тройке», 1984, лишь уж к Дунчевским 84-ём, но появляется-таки вот это подытоживающее всё творчество, весь духовный и человеческий путь и опыт художника, да, как завет, завершение, радужное цветочное – РОЖДЕСТВЕНСКОЕ – навершие, как завещание, прощание и на прощание нам, всем молодым и много младшим современникам его, кажется – самое сложное и самое яркое в устройстве, организованности композиционного строя и живописного уклада небольшое по размерам, но очень значимое для понимания развития художника и, особенно, для обозначения ЕГО ВЕРШИНЫ, какое же светлое по сути, по палитре, по тону и по существу сыгранного чисто настроения полотно, лучшее, что выходило из-под кисти живописца Дунчева, последний шедевр его личного, глубокого вздоха и выдоха сладчайшего кислорода Сергиева Посада, Родины: Сергей Дунчев, «Праздник зимы». 2000, подрамник, холст, масло, растворители, кисти, рама, 60,0 х 80,0 см, – картина, в устойчивой композиции, в стиле, манере и пластическом языке, в ритме письма и в излучаемых эмоциях которой, в сказочности и былинности, в романтичности и в песенности самого хода её живописного построения мы видим и узнаём не только упомянутых выше прямых предшественников Дунчева, Кустодиева с Куликовым, но также абсолютно беспроигрышное для любого прошлого, настоящего или будущего Посадского мастера образное решение ПРАЗДНИКА ЗИМЫ: взятую несколько сверху художником точку зрения на площадь перед Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой со множеством бурлящего на ней, от всей души шумно гуляющего во всю честнаго люду! И именно этим ракурсом и по сию пору дорогим и запомнившимся остаётся в память и в ностальгическое восхищение доставшееся нам наследие двух славных Константинов, живописцев Горбатова и Юона, виртуозов ремесла изобразительного изложения Русского Бытия Сергия Града, прославивших воистину наш город, Столицу Русского Православия, издревле и по сегодня.

Дунчев и его ближайшие коллеги-друзья по «Творческой (поствоенной, с 1945) группе» оба Николая, Барченков и Беляев, как, впрочем, и многие другие Сергиево-Посадские мастера, в вершине карьеры и жизни безошибочно пишут именно эти мотивы, как «Катание на тройке», «Праздник зимы»!

На первом плане картин «Катание на тройке», 1984, и «Праздник зимы», 2000, – Русь-Тройка, Тройка-Русь (но совсем не Гоголевского образа и плана!), пирование жизни повсюду! Народ – герой. И нету больше той боли, что жгла – нестерпимо! жизнь, она (где-то?) на такой глубине (осталась на ТОМ Берегу Памяти), что – СЛАВА БОГУ – отодвинулась, эх! – да не показывается более, терзая воспоминанием художника: ранняя смерть матери, смена климата в детстве Средней Руси на Баку с вновь обретением родного отца, прерванная учёба с любимыми педагогами, обе – от звонка до звонка – жесточайшие войны («Зимняя» 1939 – 1940, «Отечественная» 1941 – 1945), беднота послевоенных лет, трудности становления семьи и в профессии… да разве и в Союзе художников, в Художественном кооперативе, в Художественном фонде, в Творческой группе, в Правлении, в Ревизионной комиссии, на всех этих выставкомах и собраниях, так называемых, „коллег“ всё бывает и было гладко, тихо, прилично, безоблачно, не травили, не жарили сердце, не терзали, не ругали, не обижали и не оскорбляли, не хотелось всё бросить, плюнуть, развернуться – разругаться, бежать, съехать с рельс и крыши, исчезнуть, разве есть хоть кто-то из нас, кто держал в руках кисть, без характера, с чертами покладистости, покорный властям и упырям в гильдии?

Проходят и ещё 2 года; и только в его 86, – ага, это за 2 года до кончины, – Дунчеву дают «Заслуженного», а ПО-раньше он не заслужил? – Ведь он был же у самых истоков рождения, самой организации всей художественной жизни в Посаде с 1945? – Сколько написал Лениных, пионеров, комсомольцев, героев и Войну, Гражданскую, Отечественную, колхозов и доярок?

Думается: это очень достойный шаг, стиль и жизни принцип – ПРОЖИТЬ ОТ ВСЕХ РАНГОВ ВЛАСТЕЙ НЕЗАВИСИМО (невзирая на беспримерно проявленный в боях и миру патриотизм) – трудом, нервами, кровью и потом добывая ХЛЕБ СВОЙ НАСУЩНЫЙ тем, что умеешь, вот картины писать, как Дунчев, к примеру!

В 2002 Сергей Яковлевич становится «Заслуженным», а через два года его уже не станет…

А хорошо – всё же успеть, чем совсем нет, пусть и за 2 года до кончины, в 86, но отметили-таки мастера давно заслуженным им званием «Заслуженного»; и на этом благодарные!

Попрощаемся и мы с творчеством Дунчева. Возглянем на «Праздник зимы», 2000. И вот что услышится в этой звонкой радости с картины, в ней и пред ней: а ведь Дунчев так разумно и тщательно талантливо выстроил всё своё восхождение к ней от самых ученических опусов; и за это – ещё и ещё поклонимся замечательной школе Отделения живописи Бакинского художественного училища имени Азима Азимзаде, всем его довоенным и послевоенным педагогом, друзьям, коллегам, заказчикам, поклонникам, любителям, покупателям, аукционным домам, и, конечно, особо – семье, которой (кажется единственно) («РАДИ ДЕТЕЙ» – так я в начале сформулировал название и суть пройденного художником) и посвятил он свою без изъяна совершенно прожитую жизнь, включая даже то, что поступив во ВГИК, не стал там учиться, а отдался полностью станковизму!

…И сзади, – а на картине, – защитою, стеною, опорой? – стены, башни, колокольни, соборы, храмы и постройки самого красивого монастыря Святой Руси, самого Сердца Её, Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

текст Артёма Киракосова